Надо добавить, и мы не раз это упомянем в ходе данного очерка, что английский язык стал для поэта вторым родным, и при этом он не забывал звуков языка ни родной Эстонии, ни Латвии. Но, конечно, русский язык – основа его поэзии. И поэт сознавал, как и положено настоящему поэту,
Представим звуки, прежде чем услышим,
Обдумаем сонорность их и стык
Их в какофонии. Направим лыжи,
Коньки наточим и уйдем в язык.
Так поэт писал в конце жизни. Путешествие в язык – признак настоящего поэта, особенно когда прошлое остается только в памяти.
Я это пишу не для того, чтобы проиллюстрировать тему «пути» в его поэзии. Я вообще скептически отношусь к методу изучения поэзии при помощи анализа биографии поэта. Настоящая поэзия – это мир, созданный поэтом, а не буквальное отображение его жизни. Но как сказать, нет ли обратной связи: тяга к перемене мест, заложенная в поэтическом видении мира, может и в жизни диктовать поэту страсть перемещения, перемены. Это не утверждение, всего лишь предположение.
Как бы то ни было, но уже в ранних стихах Евгения Дубнова, в первой его книге «Рыжие монеты» (Goldfinch Press, London 1978) мы читаем небольшую «Поэму пути» (1968), которая начинается так:
Я ночами не спал, отдаленные шорохи слушая.
Я о встрече мечтал, как мечтает о мужестве юноша.
Я свидания ждал, как детей – одинокие матери.
И набросил вокзал мне на плечи морозную мантию.
И в том же сборнике – снова вокзал:
…
Куда уходят без меня,
Вокзал мой, все твои вагоны?
Дело не в предметных приметах пути, их может и не быть, как в стихотворении «Рыжие монеты», давшем название сборнику:
Ты сошла, с пути свернула,
Встала у окна,
За твоей спиной скользнула
Листьев желтизна.
Это рыжие монеты,
Брошенные мной,
Как залог возврата в Лету
Сохранило дно.
Здесь появляется мотив: жизнь как путь, как возвращение. И получает развитие в другом стихотворении той же книги:
И в новогодней непогоде,
Когда моя гортань суха
И жизнь проходит, жизнь проходит,
Не становясь стопой стиха…
(«31 декабря 1977 года»)
Как это знакомо любому подлинному поэту: проходящая мимо жизнь, и сомнение – стоит ли эта жизнь поэзии, или же поэзия важнее жизни?
Запах пыли в дожде и испуг от возможности смерти…
(«Зеленый лист на стебле»)
Но жизнь и смерть, поэзия и жизнь, смерть и поэзия – неразделимые понятия в том путешествии, странничестве, что есть поэзия и жизнь поэта.