Маркиз уверенно забрал у меня накидку, не коснувшись при этом даже на мгновение, и теперь терпеливо ожидал, пока я повернусь к нему спиной. Сердце забилось так гулко, что я невольно вздрогнула: неужели он тоже слышит его?
Но Николай Георгиевич был крайне собран, лишь позволив себе короткое:
– Ну же, госпожа Ершова, нам стоит поторопиться!
Спорить было глупо. Плащ набросили на плечи одним скорым движением, после чего Левшин резко толкнул дверь.
– И да, Ольга Савельевна… – Он коснулся теплыми ладонями моей головы, и время на миг остановилось. Голоса кругом стали тише, а пространство словно сузилось до крошечного квадрата пестрого ковра, на котором стояли только мы. Внезапно я явно ощутила, как его голос вместе с огненными иголками пробирается под кожу, кружит в венах и спустя всего миг звучит уже внутри: – Будучи прекрасно осведомлен о вашем характере, я все же предупрежу: если вы задумали побег, немедленно выбросьте эти мысли. Ваше положение и без того незавидно. Любая оплошность уронит честь рода Ершовых еще ниже и поставит вашу судьбу под удар. Надеюсь, мы с вами поняли друг друга?
Я кивнула. И только получив мое согласие, маркиз опустил ладони. А мир снова стал прежним, где голоса звучали снаружи, а не внутри моей головы.
Внушение? Неужели? На что еще способен последний из огненных боевых магов империи?
Сбросив мимолетное оцепенение и оглянувшись в последний раз на небольшое светлое пространство своей спальни, я переступила через порог, почти полностью уверенная в том, что не вернусь сюда. Что ж, пусть забрать с собой все тайны не получится, но все же они будут надежно хранимы этой комнатой.
Провожать меня никто не посмел: видимо, даже в строжайшей секретности, которую обещала Николаю Георгиевичу госпожа Полякова, девушки побоялись говорить с той, за которой явился сам министр. Было немного обидно, но я тут же постаралась справиться с этим чувством: впереди меня ждали более серьезные испытания, на которые понадобится больше сил, чем на глупые переживания.
Длинный коридор оказался необычно пустым, и только старый швейцар, ждавший у порога, пожелал:
– Доброй дороги, господа!
Улыбнувшись в ответ служащему пансиона, я ступила на широкое крыльцо, подставив разгоряченные щеки под полуденное апрельское солнце. Весна в этом году запаздывала, отчего холодный ветер по-прежнему низко гнул верхушки деревьев.