– Блин, чувак, слезь с меня, знаешь, как со стороны выглядит?
Ральф трясет меня за плечо, а я ему: «М-м-м-м…». И так раз шесть. Короче, он и сдался. Так что валяюсь я на его коленях, почти под столом – не знаю, чем они мне так приглянулись, – а наверху голоса.
– Солнышко поздравляет, у меня тут видео есть.
Трой опять фыркает своим выдающимся фирменным фырком.
– Вы типа общаетесь?
– Ну да, – это Майк говорит. – Тебе привет передает.
Опять этот фырк.
– На хрена он мне сдался, этот привет… – и голос такой серьезный.
Я как раз открываю глаза и вижу, как Трой заливает содержимое бутылки в стакан с зонтиком и захлебывает в два глотка. Его жест кричит об отчаянии, зонтик падает на стол. Майк хихикает, сует мне под нос свой айфон.
– Наш прошлый барабанщик.
«Барабанщик», – говорит он; я пытаюсь сфокусировать взгляд на экране – там мелькает нечто рыжее и смазливое.
– Отвянь от него, чучело, – это уже Трой.
Майк не обижается, снова хихикает. У Ральфа аж коленки ходуном ходят.
– Чего?
– Подъем, чего, – Ральф снова дергает меня за ухо. – Слезай давай.
Я делаю над собой усилие, перебираюсь из-под стола за стол, предусмотрительно кладу голову на салфетку и продолжаю внимать. «Солнышко то, Солнышко се…» Кажется, раз сто сквозь сон слышу это имя. А еще «Нирвана», «мюзикл», «данунахрен» и все «пф-ф-ф» да «п-ф-ф-ф» от Троя. Он, кстати, болтает немного. Это уже странно. И голос звучит как-то… «Вышел из образа», как говорит потом Майк. Короче, тоскливо до чертиков. Не знаю, почему другие не замечают. Да нет, замечают же. Чего тогда ржут? Я тут сквозь весь этот туман от чудо-таблеток вижу, как Трой из «веселого пьянчужки» превращается в кусок ангста. Я как раз снова просыпаюсь, двигаюсь ближе, вешаюсь на него с размаху. Трусь ухом о его щеку – у него славные щечки, пухлые немножко, с ямочками, хотя сам он тонкий, как микрофонная стойка. Вот трусь я, короче, о него ухом и бормочу:
– Ну чего ты. Не грусти Трой, а? Чего ты, как «Нирвана»?
Пфыкает.
Сам не знаю, чего несу, я же не в курсе, просто интуиция у меня хорошая. Не знаю, что нашло, – не могу смотреть, когда он вот так… Он еще увернуться пытается. «Уймись», – говорит. Куда там, руки у меня длинные, хватка крепкая, а дури в башке – мама дорогая! Держусь рукой за его славную щечку и делаю оглушительный чмок в ухо.