К нему стали обращаться за помощью. Он брал дела, внимательно читал, если видел зацепки, составлял жалобу или ходатайство. Если зацепок не было, возвращал бумаги. На возмущенные реплики вроде «да ты еще посмотри, там все навернули» не реагировал. Ничего не обещать – железное правило. Потом «стрельнуло» еще одно, почти безнадежное дело. С той поры «вопросы о полезности для общего дела» прекратились, к нему стали ходить только за советом.
Он все так же много читал. Однажды в куче книг, списанных из какой-то вольной библиотеки и переданных в «зону» в порядке благотворительной помощи, он нашел «Гэндзи Моногатари» – «Похождения принца Гэндзи», довольно фривольный средневековый японский роман. Чтение оказалось довольно нудным, но иллюстрации, репродукции с японских рисунков, увлекли. Он рассматривал сцены из жизни японцев, выделяя женские фигуры в ярких кимоно, обернутых широким поясом – оби. И где-то очень глубоко ворохнулось, вспомнилось… он ведь это уже видел… когда-то… в той жизни. Яркий, блестящий на солнце цветастый шелк кимоно… крылья оби за спиной… маленькие ножки в гэта, гулко стучащих по мостовой… конец апреля и раннее утро. И кипень, пышное цветение белой и розовой сакуры в парках и скверах большого Токио… «Бабочки…» почему-то пришло в голову. И так осталось, «Бабочки…»
В газете с объявлениями о знакомстве, ходившей по рукам и «по очереди» попавшей к нему, среди множества коротких «резюме» с указанием роста, веса, размера груди и пожеланий-требований к потенциальному избраннику, он наткнулся глазами на такой текст: «Маленькая японская женщина изучает русский язык. Готова переписываться с мужчиной, разделяющим ее интересы». И все.
Он долго не решался на письмо. Отговаривал себя глупостью и безнадежностью затеи, длиной срока и расстояния, препонами в виде лагерной цензуры и нежеланием делиться с чужими глазами сокровенным, тем, что до поры, до возвращения в «нормальную» жизнь, хранилось на каких-то очень дальних, уже изрядно запылившихся полках памяти.
Но однажды, дождливой осенью, увидев, как слетел, спикировал к окну желтый тополий листок, подброшенный порывом ветра прилип к стеклу, внезапно заполнившись, что называется, «по макушку» его бесприютностью и неприкаянностью… он закурил и достал из сумки тетрадь и ручку.