Через день после утренней проверки его вызвали в спецчасть. За столом сидел «кум», опер. Перед ним на столе лежало письмо.
– Что это? – вопрос прозвучал не резко, даже с интересом.
– Письмо.
– Я вижу. Почему за границу?
– Закон не запрещает.
– Закон не запрещает мне его оставить без движения. Зачем тебе это?
– Вы же прочли. Ничего противозаконного в нем нет. Адрес – из газеты. Ответа скорее всего не будет. Какой резон его не пропускать? Я же не в суд по правам человека жалуюсь.
– А есть на что? – опер напрягся.
– Нет.
– Ладно, иди, я подумаю. Погоди. Ты на воле кем был?
Он обернулся в дверях.
– Работал. В деле всё есть.
Ответ пришел через полтора месяца. В этот день он получил еще одно письмо, от матери. Вернувшись в барак, он поставил красивый удлиненный конверт с изображением цветущей сакуры на полку на ребро, как фотографию, и развернул письмо из дома. Мать писала, что все в порядке, чтобы не переживал, держался. Что все здоровы, что собирает посылку, что приедет на свидание по графику, только бы здоровье не подвело. Он читал, понимая, что мать бережет его, избегая неприятных новостей и старался между строк разгадать эти ее недомолвки. И, чувствуя нетерпение, схожее с игроцким азартом, посматривал на второе письмо. «Isihara Atsuko» было написано латинским шрифтом в графе с обратным адресом. Нагасаки… Он взял конверт в руки. «Вот и познакомились», – подумал он и едва удержался от какого-то детского порыва понюхать письмо, толстое, с явно не одним листком внутри. За окном сгущались, синели ранние зимние сумерки. На том месте, где осенью «гостил» желтый тополий лист, накануне ночью на карнизе намело маленький сугроб.
5
Стемнело. Притих барак. Только в разных концах тускло горели маленькие «пиратские» лампочки, там либо работали над очередным произведением лагерного «искусства», либо в тесном кругу пили «чифир», либо «катали на интерес», либо просто в полголоса «общались», чтобы не мешать спящим. Время от времени доносилась перекличка «атасников», обязанностью которых было вовремя предупредить, если в сторону барака направлялся кто-то из администрации.
Он уже почти обрел равновесие, сдержав жгучее желание заглянуть в красивый заграничный конверт. Включив свой «ночник», он еще раз рассмотрел рисунок на конверте, почтовую марку с изображением какой-то пагоды, и подчеркнуто-небрежно оборвал плотную бумажную кромку. Вытряхнул на кровать несколько свернутых втрое листков. Один отдельно и три сколотых вместе. Отложил один и взял эти три. Развернул… и едва не рассмеялся, увидев аккуратно в столбик отпечатанные на машинке вопросы.