– Тогда дай мне время… – ослабил я объятия.
Полежали, и я спросил:
– А ты хотела бы что-то в себе поменять?
– Даже не знаю… Ну, я трусиха…
– Все девчонки трусихи.
– Бываю рассеянной…
– Нерассеянных девчонок не бывает.
– Я чувствительная очень…
– Жалостливая, хочешь сказать?
– Да. И чувствительная.
– Жалость – дело хорошее, а чувствительность надо приберегать для постели.
– То-то и оно, что меня на всё хватает. Так бы и вытирала чужие слезы день и ночь. Не знаю почему, но для моих подруг и просто знакомых женщин я всю жизнь вроде жилетки: любят поплакаться мне о своих мужьях, любовниках, детях, родственниках и о себе, любимых. И знаешь, что выяснилось? Что у многих плохо с оргазмами – у кого-то редко, а у кого-то вообще никак. Одни признавались, что научились притворяться, другие считали, что мужчина виноват, третьи не особо-то и переживали. Были такие, которые сами себя до оргазма доводили, а с мужчиной не получалось. В общем, всякие случаи были. Но самый тяжелый случай знаешь какой? – посмотрела она на меня и, не дожидаясь ответа, объявила: – Это когда женщина убеждена, что удовольствие мужчины для нее важнее собственного…
– И что в этом плохого? – в свою очередь взглянул я на нее.
– Ничего! Просто я так о тебе забочусь, что у меня за раз меньше четырех не бывает! Вот какая я у тебя правильная!
– То есть, ты довольна собой?
– Только самовлюбленная идиотка может быть довольна собой.
– А амбиции, честолюбие, тщеславие?
– В меру.
– А хотела бы больше?
– Нет. Я привыкла уже к себе, мне лишнего не надо.
– Но ведь бывает, что ты смотришь на женщину и говоришь себе: ах, если бы я была такая же ловкая, умная, хитрая!
– Это все витрина. Никто не знает, чем она для этого пожертвовала. А то что пожертвовала многим, точно. Знаешь, мне бы тебя завоевать, и больше ничего не надо…
– Ну, так вот он я. Просто возьми и пользуйся…
Ночь, худо-бедно, удалась. Впервые за три года я спал не один и, просыпаясь в темноте, представлял, что у меня под боком бывшая жена. Всего-то и надо было закрыть глаза, чтобы поменять систему координат, где меня ждали ее томные руки, чувственные губы и послушные прелести. Если бы не чужое изнемогающее дыхание и несдержанные, полноголосые стоны. Я представлял, как где-то в это же время прислушивается к чужому сопению жена, и чары лопались с нещадным треском.