Мама, поможешь нам убраться, мы потом все расскажем – говорит она своей матери. Я согласно киваю. Ксения нам говорит: куда я денусь, луковички вы мои. Скидывает свои резиновые сапоги. Женщины идут на кухню, чтобы выключить суп и наметить план дальнейших работ по уборке. А я замечаю над головой ее мамы еще одну голову. У меня ступор, ну, вы знаете. Но голова, вернее силуэт всасывается в голову Ксении. Она поворачивается ко мне и хитро подмигивает, уходит за дочкой на кухню. И я понимаю, нужно выйти на улицу, самое время подышать свежим воздухом и прийти в себя от этой семейной жизни и полтергейстов.
И тогда мы пошли смотреть щеночков
Меня приглашает патлатый господин посмотреть щеночка у него дома. Но я понимаю, что эта неказистая уловка признак недалекого ума. Дяденька, у вас, похоже, ум заходит за ролики или вроде того. Кто же так заманивает к себе домой – говорю ему, а сам высмаркиваюсь в свою шапку, самую любимую со Спартаком, оттого и высмаркиваюсь, чтобы эта шапка не досталась ребятам из коррекционного класса. Да, у нас, когда стали совмещать группы продленного дня, так начало моросить и обстановка в коллективе накалилась. Они тоже в седьмом классе так-то учатся, но почти всем им по 16 лет. Да, они же отсталые – я как-то раз так сказал, а меня потом Жанна Ивановна наругала, сказала: они просто дети с особенностями. (И бьют они по-особенному, конечно). Мы где живем-то, в тюрьме или что вообще? В носок мыло пихать, умудрились додуматься. Вот тогда на потрескавшемся кафеле в школьном туалете я понял, что бьют они по-особенному.
А у меня, знаешь, каких щеночков Герда родила, закачаешься! – трет этот шнырь сейчас на заднем дворе книжного магаза. Я очень люблю разные книги, главное, чтобы они были про жизнь. Сейчас нашел одну такую на задворках нашего книжного, там, бывает, что оставляют бесхозные на картонных ящиках. Книга называется Борис Ельцин: от заката до рассвета. Взял её и хотел пойти домой, у меня дома эклеры ещё со вчерашнего дня остались. С кефиром их навернуть, милое дело. А тут этот дядька цепляется. На пальто у него значок звезды, а рядом значок пацифизма. Это у тебя, дядя, тяга к гомосексуализму, что ли? – спрашиваю его, а сам шажками в сторону своего дома отступаю. А вот оскорблять, молодой человек, не надо, я же с душой – говорит он очень жалостливо и смешливо, потому что его ШЭ в слове душой выходит похожей на дырявый смеситель. И я отвечаю, лишь бы он не расплакался еще: пойдем, покажешь щеночков. Может, от этого человеку легче станет, а от меня не убудет.