Сел Рыхту на землю, круг очертил и сказал: «Мне, шаману, много земли не надо. А надо шестов да шкур побольше».
«Сидя на земле яранги не построить», – сказало племя.
Ударил шаман в бубен и пошёл летом снег. Густой, холодный. Падал тридцать дней и тридцать ночей. Накрыл всю землю: ягеля и ягод не стало. Подумало племя: «Дадим мы ему и костей китовых, и шкур нерпы, не жалко». Построили тёплую ярангу для Рыхту. Он в бубен ударил, и пришла весна в середине зимнего лета.
Стали с тех пор люди племени Рыхту побаиваться. Он на охоту не ходит, а лучший кусок мяса – ему! Оленей на стойбище не охраняет, а молоко важенки пьёт! Рыбу не ловит, а у яранги всегда кучка свежих косточек, это Рыхту лакомился.
Но Рыхту мало почёта, сидит он и злобится, отчего его боятся, но не любят. Ворона Кутхху все отцом звали, а разве он не сын его? И бубен Рыхту слушается, и если приглядеться, то из кухлянки не тело безволосое торчит, а перья чёрные, блестящие. Только Кутхху от доброты человеком становился, а Рыхту от злости в ворона обращается.
Привели к Рыхту красавицу Гитиннэ. Увидела она жениха и заплакала: «Хоть все мы дети Ворона, а всё же мужа с руками-ногами хочется. А тут лапы когтистые, да крылья размашистые». Рыхту приподнял кухлянку расшитую и сказал: «Зря плачешь». Гитиннэ сразу успокоилась: «Напрасно племя над Рыхту посмеивается. Много чего они про Рыхту не знают. И раз я ему жена, то вместе будем решать, кому смеяться теперь в тундре».
Стала красавица хозяйничать, похлёбку варить, навагу вялить, а по ночам на ушко Рыхту нашёптывать.
Для начала Рыхту изгнал из племени всех бесполезных: собаку, на ногу припадавшую, мышь, запасы подъедавшую, и воронёнка с белыми перьями.
Затем Гитиннэ захотела себе подарков, чтоб лучше всех в стойбище быть. Ударил Рыхту в бубен, поднялся к облакам и склевал все звёздочки малые и большие. Настала ночь тёмная, непроглядная. Из больших звезд Гитиннэ себе ожерелье сделала, а малые Рыхту стал во рту держать: пусть подрастут.
А тем временем наш помор, Каллистрат Кондратьев, без звёзд курс проложить не смог. И хоть кораблик его был походливый и поворотливый, а очутился помор не у горизонта далёкого, а на берегу. Стоит и бороду чешет: коч разбит, шапку потерял, в чужом море как есть заблудился. Обступило его племя Ворона Кутхху и удивляется: волосы светлые, кожа светлая, глаза – и те светлые. На кафтанишке морщины да заплаты. Ни гарпуна, ни ножа костяного.