Чаялов бы не изменил себе и в рождественскую ночь, и при мысли об этом, Николай Анатольевич подошел к телефону: может быть, ему звонит жена? она или Антон Евгленов? она или он? он… «Бурлак»… друг…
В рождественскую ночь, помимо выбивающих из колеи звонков, случаются и великие чудеса: с дочерью Чаялова Леной они ранее никогда не случались, однако в санатории под Каширой, скорее всего, свершилось; проснувшись, Лена вскрикнула и протерла глаза – возле живой, но уже мертвой елки неспешно прогуливался пластмассовый пупс.
Лена Чаялова звала своего пупса Сережей.
Он заметил, что она на него смотрит и быстро-быстро прикрылся руками; Сережа же совсем не одет: елка горит не ярко, но он все равно стесняется.
Ни капли не сочувствуя его смущению, Лена Чаялова громко и ехидно рассмеялась: повсюду ночь, многие уже спят – ей все это не важно.
– Что же ты, Сережа, пустой твой чан, руками-то прикрываешься? – риторически спросила она. – Тебе же там и прикрывать нечего!
Лене Чаяловой абсолютно не стыдно, а пупсу Сереже не по себе: лицо пластмассовое, но из-за несовершенства представшей перед ним конструкции оно багровеет и предстает решительно злым.
Рождество, рождественское чудо – Сережу едва ли удовлетворяет оживление его пластмассы: муторно ему.
Злоба прошла, но муторно.
На утро Сережа валялся под кроватью в своем привычном виде. Полностью обезжизненным, но с изменившимся выражение лица – Лене Чаяловой оно показалось невероятно мрачным; временное пробуждение не оставило на нем ни следа от прежней пластмассовой глупости.
Он поглядывал на нее сосредоточенно, со свойственной человеку хмуростью – так же, как и ее отец Николай Анатольевич Чаялов двумя неделями спустя.
Его жена с дочерью уже вернулись из санатория; вы не ко мне?… в том числе и ко мне? заходите, не замыкайтесь в себе… под тройным покровом самоумаления Николай Чаялов смотрел на кухне «Психоз» Альфреда Хичкока.
Смотрел, записывая в голову, чтобы потом в спокойной обстановке просмотреть без рекламы и навязчивых вопросов маленькой.
Чаялова бесит реклама.
Гораздо меньше, чем вопросы его жаждущей откровений дочери.
– Ты, папа, такой большой и сильный, – сказала Лена, – но что же с тобой станет, если тебя в какао подлить половинку колбочки серной кислоты?
– Отстань, – устало проворчал Чаялов.