Итак, сначала определить структуру языка. Чувствуется, что
раньше в языке всё зависело от порядка слов, и служебных частей
слова просто не существовало (и скорее всего, он таким и
формировался), но теперь многие слова слились с корневыми словами и
изменились, как бы сгладились для лучшего «произношения»,
превратившись в суффиксы. В принципе, тут бы вполне подошла
слоговая или даже слогово-иероглифическая азбука. Но всё-таки,
звуковая (насколько это слово применимо для радиоволн) мне
импонировала куда сильнее.
Итак, теперь мне предстоит долгий процесс, подмечать, какие
«звуки» повторяются в языке, и присваивать им буквы. И желательно,
их потом на что-то записывать — да для начала хоть ту же глину, как
у шумеров.
А теперь главный вопрос — приживётся ли это? Будут ли
последующие поколения заучивать эти непонятные чёрточки, чтобы
узнать, что же я такое им оставила? Приживётся ли это как что-то
живое, используемое всеми? И вообще, может, лучше бы мне самой моим
и другим детям рассказывать? Живём мы, насколько я знаю, очень
долго, так что я лично успею выучить множество поколений — а они, в
свою очередь, тоже передадут знания. В принципе, здравые
размышления, но всё-таки от идеи я не откажусь и анализировать
«звуковой» состав всё равно буду, и сделаю хотя бы общие намётки на
письменность. И пусть это займёт хоть десяток лет, спешить мне
совсем некуда.
Конец зимы
Зимы здесь, в отличие от прошлого мира, вовсе не означали голод.
Зима здесь означала время цветения множества не иначе как волшебных
цветов, занимающих все пространства — от лесных, где росли виды с
длинными стебельками или вьющиеся по стволам деревьев, до луговых,
где цветы свободно раскидывали большие, мясистые листья, причём,
замёрзшая река тоже превратилась в один большой луг.
Из-за неожиданно возросшего количества потребителей, в виде
меня, Птица, и всего моего потомства, добывать минералы с
поверхности при помощи одних лишь когтей и зубов становилось всё
труднее. Так что, с открытием весной моей кузницы, решила сделать
ещё и несколько кирок, для добычи вглубь скалы.
«Раффлезия» окончательно отцвела. Её листья собрались
куполообразно вверх, скрывая цветок, и вскоре уплотнились, являя
нам что-то вроде плода, очертаниями своими похожий на ананас. Я,
вместе с грифонами, дождалась окончательной зрелости, когда зелёный
цвет сменился на оранжево-жёлтый, и мы, наконец, попробовали первые
зимние плоды.