– Живу. Гуляю. Учусь. Почему бы тебе не поехать домой, Юра из поезда? Наверное, там теплее, чем на улице, – девушка повысила голос, укрывая лицо шарфом. Не нравилось ей, более того она не любила говорить на повышенных тонах – обижать людей. Но именно жить истеричной, злобной барышней, ей было спокойней.
Но дураки и этих слов не понимают. Парень весело усмехнулся, запихивая в рюкзак намокающие от снега конверты с документами.
– Дома-то теплее, но работу ведь никто не отменял. К тому же дома четыре стены и… – в рюкзаке опять мелькнул перед глазами курьера платок, – … кстати, я же тебе отдать кое-что должен…
Когда он поднял голову ни слева, ни справа, ни впереди уже никакой Тани из экспресса не было. Опять. Юра пересёк квадрат перед Большим театром несколько раз. Вправо, влево. Её же так сложно не заметить. Но никого найти уже было невозможно. Перед большими зелёными глазами осталась только секундная девичья улыбка и холодный голос. Как у подростка, с ярко выраженным максимализмом и тоном аристократки. Адреса напрочь забыв, он уселся на скамейку перед фонтаном, ожидая, что она всё-таки появится здесь. Не простила, точно не простила.
Юра просидел так с полчаса, пока не получил звонок от начальства – новые конверты ждать не будут. А она уехала. Слишком быстро.
За стеклом трамвая, в районе Останкино, мимо непогоды летают сонные, вечно недовольные жизнью лица. Телебашню сменяет мелькающий вдалеке «Рабочий и Колхозница», ладони согревает утренний перекус. Юра сделал глоток кофе и посмотрел вдаль на закрытые грязью рельсы. Как хорошо. Ему сегодня выпал счастливый билет – за сутки до отгула получить адреса на доставку недалеко от дома. Совсем нет времени, чтобы случайно забрести в район Театральной площади. Хорошо, что сегодня там не удастся появиться. И завтра, и послезавтра. Никогда. За пару дней глубокой занятости получится утопить воспоминание о себе как о нелепом человеке. Взять и забыть. О ней. Таня.
Парень поджал губы, пряча голову от щекочущего холода. Озноб. Самому от себя тошно. И что это было давеча: идиотская улыбка, тупое извинение, «меня зовут Юра», «прости за грубость» и бесконечный трёп невпопад. А ведь Юра же обыкновенно не был таким – настойчиво дурным. Его общение с девушками начиналось с замечаний «вам не холодно?» или «сейчас дождь ударит, а вы без зонта» и заканчивалось его разговорами взахлёб о том, что такое эпоха декаденства у художников-авангардистов. Чем больше незнакомых слов в лексиконе, тем легче было рядом с ним. Но она… Стыдно, что это была первая в его жизни девушка, в которой добра в свою сторону он не увидел. Не понимал, зачем ему нужна была её благосклонность, приветливость, поэтому просил себя забыть девочку будто они никогда и не встречались.