В подъезде пахло мочой и сыростью. Отсутствие двери не спасало, тошнотворный запах въелся в сыплющиеся стены и подгнившие доски пола. Было ощущение, что дом устал не только снаружи, но и изнутри.
Мы поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Мой проводник дернул дверь и, увидев на пороге Жозефину, громко вскрикнул, выронив старый шуршащий пакет из рук. Его внимание тут же переключилось на звон стекла – содержимое разбилось. Когда он наклонился, мы с сестрой уставились друг на друга.
– Марга? – неуверенно выдавила она, выпучив глаза.
Я отрицательно покачала головой. По щекам покатились обжигающие слезы. Мы стояли еще с минуту под тихое ворчание мужчины, причитающего над разбитой бутылкой, теперь к запаху мочи и сырости примешался еще аромат некачественного спиртного.
– Скарлетт! – выдохнула сестра и уселась на пол, горько зарыдав, словно перед ней был призрак.
Тут опомнился молодой человек, со страхом повернулся ко мне и, несколько раз перекрестившись, произнес «чур меня!». Мы с Жози засмеялись, глядя на него.
– Ты ему не рассказала о сестрах? – спросила я, наблюдая, как удивленно он смотрит то на меня, то на Жозефину, периодически потирая глаза.
– Не было надобности! – смеясь, произнесла моя сестра и обратилась к мужчине: – Слышь, Мишка, сестра это моя! Не очкуй, не крейзонулся ты пока и я не раздвоилась!
Он недоверчиво посмотрел на меня и, оттолкнув Жози, прошел в квартиру, тихо ворча, словно старичок.
– Ты если пожить, то это… негде у нас, – виновато произнесла родственница, глядя на мою внушительную сумку.
– Нет, не беспокойся! – опомнилась я, после кратковременного ступора и, посмотрев на сумку с продовольствием, пробубнила: – Это… слово забыла… не подарок… не презент… гостинцы!
Жозефина, обрадовавшись как ребенок, бросилась к сумке и заботливо высвободила ее из моих рук.
– Тяжеленькая, – прокомментировала она, внося ее в квартиру. Я последовала за ней. В доме было мрачно. Посреди комнаты стоял стол, захламленный грязной посудой и пустыми бутылками. Из мебели был еще старинный шкаф и разобранный диван с несвежим бельем, а также просиженное кресло. По углам болталась паутина. Комнату тускло освещала лампочка, болтающаяся на проводе, и выглядело это так убого, что у меня навернулись слезы. Пока я осматривалась, Жозефина ковырялась в сумке с продуктами.