.
Голос Саенго звучит обиженным, когда она говорит:
– Мы не дезертиры, я Саен…
Татуированный бросается на меня в тот же момент, когда один из оставшихся двух взмахивает мечом, целясь в Саенго.
Я уклоняюсь от удара меча татуированного, прежде чем врезать кулаком в его бок. Мое бедро жжет от выпада, однако боль только помогает сконцентрироваться. Солдат стонет и отступает назад, удивление отражается на его лице. Мои зубы блестят в улыбке. Он хмурится, отчего его татуировка становится похожей на странные рога, и снова кидается на меня. Хотя мне нечем защищаться, я поворачиваю ногами и напрягаюсь, чтобы уклониться от удара его меча. Костяшки моего кулака с легкостью находят его плоть, каждая его атака лишь усиливает мою неудовлетворенность, а не гасит ее.
Облегчение, которое поглотило меня в чайном доме, когда я узнала, что Кендара еще не назвала имени своего будущего подмастерья, сейчас невозможно восстановить. У меня и без того достаточно проблем помимо этих солдат, вставших на моем пути и прибавивших мне неприятностей.
Мой соперник кашляет, когда я со всей злости ударяю его по ребрам. Нет, я злюсь вовсе не на солдат, им просто не повезло оказаться здесь и сейчас передо мной. Мой кулак встречается с его мясистым брюхом, а мой локоть – с его челюстью, шквал атак наполняет гневом и страхом и глубоким возмущением.
Если я не докажу Кендаре, что до сих пор заслуживаю место рядом с ней, то не только потеряю свое будущее в качестве Тени, но потеряю и Кендару. Потеряю Саенго. Потеряю Эвейвин, свой родной край.
Я уклоняюсь от солдата и его колющего удара мечом и тут же хватаю его за запястье, а затем дергаю, выгибая его руку в неестественное положение. С громким воплем солдат роняет свое оружие. Другая его рука моментально хватается за кинжал, ножны которого прицеплены к его поясу.
Зажимая его руку у него за спиной, я прижимаю свой большой палец к его среднему пальцу, сгибая его назад, прижимая к костяшке, пока солдат снова не начинает вопить.
– Бросай нож, – требую я, кидая быстрый взгляд на Саенго, чтобы узнать, как она справляется. Она раздобыла где-то внушительных размеров ветку и теперь искусно лупит суком по ребрам своего обидчика. Третьего солдата я не вижу.
– Ты труп, шаманка, – стонет татуированный. По его губам течет кровь, и половина его лица уже начала опухать.