– Я тоже буду его вспоминать, – сказал незнакомец. – И другие вещи. Котемали. Бальзам. У меня они все в чемодане. Я ведь уехал навсегда.
Он ненадолго отвернулся. Будто бы впервые сказал самому себе это вслух.
– Как тебя зовут?
– Майкл, – ответил я.
– Станет одиноко, Майкл, заглядывай сюда.
Я кивнул, выскользнул за дверь и притворил ее.
Звали его мистер Фонсека, он ехал в Англию учительствовать. После я навещал его каждые несколько дней. Он знал наизусть целые пассажи из разных книг и вот сидел целыми днями за столом, раздумывая над ними, прикидывая, что может о них сказать. Я почти не был знаком с миром литературы, он же заманивал меня туда странными, но занимательными историями, каждый раз прерываясь примерно на трети рассказа и добавляя, что когда-нибудь я обязательно узнаю, что там дальше.
– Я думаю, тебе понравится. Может, он еще отыщет этого орла.
Или:
– Они выберутся из лабиринта с помощью одного человека, которого вот-вот повстречают…
Иногда по ночам, выслеживая с Рамадином и Кассием взрослых, я пытался нарастить мясо на костях истории, которую он так и оставил незаконченной.
Был он учтив, а также тих чрезвычайно. Говорил с растяжкой и с запинкой. Даже тогда я видел по неспешным жестам, что он человек редкостный. Вставал он лишь по крайней необходимости, точно больной кот. Он не привык показываться на публике, хотя именно на публике ему и предстояло жить, когда он станет преподавать литературу и историю в Англии.
Я несколько раз пытался выманить его на палубу, но ему хватало впечатлений от иллюминатора и того, что в него видно. У него были книги, горящая веревка, бутылки с водой из реки Келани, несколько семейных фотографий – и он не видел причин выбираться из этой капсулы времени. Так что, если выпадал мне скучный день, я забирался в его задымленное гнездо, и рано или поздно он принимался читать мне вслух. Рассказы и стихи оставались анонимными – и тем глубже врезались в память. Кроме того, была новизна в изгибах рифм. Мне было невдомек, что он цитирует строки, написанные с большим тщанием в некой далекой стране много веков назад. Он всю жизнь прожил в Коломбо, манеры и произношение у него были типично шри-ланкийские, но к этому добавлялись обширнейшие книжные познания. Случалось, он пел мне песню с Азорских островов или читал отрывок из ирландской пьесы.