Я постучал в дверь, но она вдруг подалась и сама открылась. Из глубины квартиры тут же вышел дядя Карим.
– Вот он, заявился! – закричал дядя Карим. За ним в прихожую вышла и мама. Она держалась за сердце.
– Ты где был? – слабым голосом сказала мама.
В тепле квартиры мои закоченевшие губы тут же отошли и смогли вымолвить:
– За ёлкой ходил. Она там, на улице…
– За какой ещё ёлкой? – вытаращил глаза дядя Карим. – Куда ходил?
– В лес…
– В лес… – эхом повторила мама и тоже округлила глаза. – В какой лес?
– Вон туда, – махнул я рукой в сторону водохранилища, стуча зубами – хотя в квартире было очень тепло, но я продрог настолько, что меня по-прежнему колотил сильный озноб. – Дя.„дядя Карим, за… занесите ёлку, а?
Дядя Карим что-то буркнул сердито, и как был – в тапочках, вышел за дверь. Через минуту он уже затащил в прихожую и прислонил в угол мою потрёпанную, немного осыпавшуюся, с двумя или тремя надломанными и безвольно повисшими ветками, но всё ещё красивую и стройную, ёлку. Иголки её тут же начали покрываться росинками от таявшего снега, будоражаще запахло хвоёй.
– Как же ты мог сам уйти? – продолжала заламывать руки моя бедная мама. – Ты понимаешь, что ты мог замёрзнуть?
Отец обедал обычно на работе, да и сестрёнки из школы не пришли, так что более крупных разборок из-за самовольного похода за ёлкой мне, пожалуй, удастся избежать. А мама что… поворчит и перестанет, на то она и мама.
– Рая, я и не думал, что он куда-нибудь со двора уйдёт, – виновато сказал дядя Карим. – Ну, гуляет и гуляет, как всегда. А потом вижу, чего-то долго не возвращается. Я во двор, а его нигде нет… Я туда-сюда – нету. А он вон куда намылился! Додумался же, а? Ну, и что нам с ней делать, с этой твоей ёлкой?
– Поставить её в комнате и нарядить, – подсказал я дяде Кариму.
– Да подождите вы с ёлкой, надо же ребёнку раздеться сначала, он уже весь мокрый от снега, – запричитала мама, и тут же, усадив меня на табуретку, стала расстёгивать на мне пальтецо, стаскивать валенки…
Скоро я, выкупанный в тёплой воде с горчичным порошком и докрасна растёртый полотенцем, сидел на кухне и пил горячий чай с малиной. А дядя Карим хлопотал с ёлкой, устанавливая её в центре самой большой комнаты.
Он, конечно, хватился ножовки, когда взялся сооружать крестовину. И даже не упрекнул меня, когда узнал, что я потерял её в лесу («Ладно, ладно, племяш, хоть сам вернулся жив-здоров!»), а попросил инструмент у соседей.