Выйдя на середину улицы, я растерянно оглянулся по сторонам и только в крайнем доме увидел светящиеся окна. В сумерках я и пошел к этому единственному маячку. Подойдя ближе, увидел, что у дома на скамейке сидит человек и внимательно меня разглядывает. Из-за забора раздалось рычание, потом громкий лай, и его сразу подхватило еще несколько собак в других домах.
– Мишка! Фу! Нельзя! Тихо! – строго прикрикнул на невидимого пса хозяин. Подчиняясь, тот замолчал, но продолжал тихонько ворчать, поскуливая при этом.
– Здравствуйте! – произнес я.
– Доброго здоровья, – неожиданным приветствием отозвался бородатый мужчина. – Ищете кого?
– Да нет… Ехал в Александров, решил выйти с электрички и пройти пешком… Заблудился. Думал, в лесу придется ночевать. Но повезло, набрел на вашу деревню, – объяснил я свое появление.
– Садись, – дружелюбно отозвался бородач, хлопая рукой справа от себя по скамейке.
Устало выдохнув, я уселся рядом.
– Еще на обрыве тебя приметил, – добавил он, обращаясь на «ты», хитро глядя на меня смеющимися прищуренными глазами.
Немного помолчали, приглядываясь друг к другу.
Рядом со мной сидел пожилой человек с вьющимися седыми волосами, переходящими в такую же коротко остриженную бороду. Глаза прятались за нависшими бровями, лицо было испещрено сеткой морщинок, рот скрывали усы и борода. Теплая красная рубашка в крупную клетку, вылинявшие джинсы, шлепанцы на босу ногу создавали образ явно не сельского мужика, а человека, давно живущего в деревне, крепкого и здорового.
– Иван Степаныч, – произнес он, протягивая мне руку, – Степаныч.
– Александр… Саша.
Мы пожали друг другу руки. Я невольно поморщился, не ожидая такого твердого пожатия шершавой руки. Сам в последнее время ничего, кроме карандаша и мышки от компьютера, в руке не держал.
– Из Москвы?
– Угу.
– Давно не бывал. А как решился с электрички сойти?
– Да сам не знаю. Люди пошли, я за ними. А до Александрова еще далеко?
– Километров двадцать.
– Ничего себе.
– И от железки километров семь.
– Семь? Да-а-а, прилично я отмахал.
– И не к Александрову, а в сторону, – засмеялся Степаныч, – для москвича серьезно, – подтрунивал он надо мной.
– А я не москвич, александровский, – начал оправдываться я.
– Ладно, ладно, шучу.
Опять помолчали. Стемнело окончательно.
– Переночевать пустите? – чувствуя неловкость, решился наконец спросить я.