Хоть не в сердце, так в пятку – пята Ахиллеса!
Так цепляется старое, ветошь каркасов.
Ах, Алёшенька, братец ты наш, Карамазов!
Ах, Алёнушка, будет ли пьеса?
В самом чреве пореза – иди и повесься!
В этом мёртвом, сентябрьском узле,
хотя, впрочем,
вот он – Кесарь!
Твои сбитые шапки времён Черубины.
Твои смятые шторки, где вырваны небы,
твои блёклые звёздочки те, что без ночи,
у сентябрьской пичуги оторвано имя,
каково ей носить вместо пёрышек – склепы?
Брошу крошек ей горсть: греча, жмых да пшеница,
кину семечек сладких, кедровых орешек,
будешь клювом долбиться сентябрьская птица,
будет крик твой в ночи неутешен!
Мы ещё не сказали последнее слово:
я, Алёша, Алёнушка, сам Достоевский.
Я однажды видала охотничий норов,
я однажды видала курок в перелеске.
Я однажды варила куриное мясо:
«Карамазов Алёшенька, кушать извольте!»
Я – в колени бы голову, о как мне классно!
Я бы – грудью о землю! А он улыбался!
Но мы в разных веках, как отвары, декокте,
даже в книгах мы разных! И в сказах! Но снится
нам в рассветном апреле сентябрьская птица!
И сентябрьская ложь, словно клён в оперенье.
Не противиться злу – это сопротивленье!
Это сонесогласье. И сонеприятье!
…Клин по небу! Смотри! Возвращаются братья!
О, апрельские птицы, стелите постели,
стройте новые гнёзда свои, Карфагены!
Собираёте травинки, иголочки ели.
О, как солнечно нынче! О, как нам нетленно!
***
А Спаситель сегодня сошёл прямо в ад!
На серебряных нитях, на тонких крылах,
на парчовых огнищах.
А в спину вопят:
на земле этой грешной скабрёзность и мат,
и вся вечность заснула в часах!
Не буди её! Больно! О, как мне беду
поместить в паутинную эту дуду?
И как мне поместить Божьей смерти объём
в эту тонкой работы икону шитьём?
Вот я еду в старинный наш град-Городец,
где округлей земля, где размеренней шаг,
я сейчас состою из таких нежных детств…
Неразумной, о, люди, о, как мне дышать?
Подскажите, откуда на небе багрец?
У Субботы страстной вам хлопот не исчесть,
выпекать куличи, что с изюмом внутри,
с бархатистой глазурью, где сладок замес,
где орешки, цукаты, как те янтари.
Птица-тройка моя – птица-дастер ты мой!
Не теряй ты дороги, лети по прямой:
здесь начало иконы «Сошествие в ад».
Здесь страстная Суббота. Здесь свечи горят.
Городчане пред Пасхой любимей стократ!
А икона врастает мне в сердце! Её
корневище ветвится, и птица поёт!