Голодный, по-есенински весёлый и злой, я отправился по адресу редакции, и встретил парикмахерскую. Сперва надо побриться. Вдруг меня будут фотографировать или вдруг я встречу её!
Глядя на себя в безжалостное огромное зеркало, я подумал о том, что сегодня пятница, река ещё, быть может, не обмелела, катер, надеюсь, ещё не отменили, пристань ещё не рухнула в воду. Может быть, она до сих пор по пятницам спускается вечером на пристань и ждёт меня? Какое мучительное было бы чудо! Красивая она сейчас? Если осталась такой, как была, я влюблюсь в неё снова, но теперь осознавая ценность красоты и драгоценность верности.
Впрочем, пятнадцать лет – просторный мешок; скольких мужчин она встретила, как давно сказала себе, что ждать меня больше не будет? Я ведь начисто о ней забыл. Какие-то были на то причины – какие? Какие причины? Я не падал с крыши, ничем не болел… что со мной произошло?
Парикмахер, наконец, докурил и намылил меня. «Сейчас никто не бреется. И мастера за это не берутся. Даже в прейскуранте такой услуги нет. Так что с вас причитается». От него жутко несло перегаром, бритву он приближал ко мне лихим округлым движением, как мушкетёр. Свершилось, я вскрикнул, в зеркале на моём лице выросло алое пятно. Парикмахер выругался и с досады плюнул на меня. Порез пришёлся под крыло ноздри. «Крылья подрезаете?» – спросил я строго.
Лучшее средство для остановки кровотечения – газета. С газеты начинается большая кровь, а малая кровь газетой заканчивается. Парикмахер сделал оригинальное предложение – пойти к нему домой выпить. «Всё равно сегодня руки дрожат: сын вчера с женой развелся, отмечали это дело».
Значит, мастеру неизбежно выпадает по жребию похмелиться, а мне – добриться нормальной, безопасной бритвой у него дома. Заодно посредством угощения будет искуплен причинённый мне вред.
– Я человек гуманистических взглядов, я так не могу, чтобы порезать человека и до свидания!
Он стёр с меня пену, нашел в тумбочке газету («Ждановская правда» ещё выходит), прилепил мне на ранку смоченный слюной кусочек с газетных полей, и мы вышли под играющее солнце.
– Славный сентябрь! – сказал парикмахер.
– То ли ещё будет! – машинально сказал я.
Жил он совсем близко, с другой стороны того же здания, но мы пошли в обход, через магазины. Он долго выбирал курицу, взвешивал её голову на указательном пальце, поворачивал к себе гузкой, критически пучил губы.