– Это правда? Что он был… вором?
Корчмарь взглянул на неё удивленно:
– Неужто не знала? – поцокал языком. – Вот так дела, – его смягчённое «дьела» резануло по ушам.
Помолчав немного, она отважилась на ещё один вопрос:
– Как его поймали? – она бы спросила, как его казнили, если бы только ей достало смелости.
– Знал, что ты спросишь, – корчмарь подкрутил ус, – узнал для тебя у людей. Ходят слухи, что его словили Жёлтые плащи, когда он решил взять казну. Взяли прямо на деле.
Мэгг поблагодарила корчмаря и отошла – больше она, пожалуй, ничего знать не хотела.
Она так стремилась в Стин, так ждала встречи с Реем и даже не думала, что с ним что-то может произойти. Теперь у неё не было цели, ей некуда больше было идти и, главное, не было никакого желания идти куда-то.
Она села на лестнице, обхватила руками коленки и замерла так, безучастно глядя на редких посетителей. Больше всего ей хотелось остаться здесь навсегда, окаменеть.
Но постепенно (она не знала, сколько прошло времени), к ней вернулась жизнь. Рей не должен оказаться закопанным в общей яме – его нужно похоронить как следует, и она сделает это во что бы то ни стало.
Стражник сказал, тела будут висеть до первых всходов – ещё дней десять, не меньше. Значит, нужно найти, где остаться на эти дни, после того, как труппа Сэма уйдёт.
Она встала и, не выходя из полусонного оцепенения, приблизилась к корчмарю.
– Сколько стоит пожить у вас? Хоть на сеновале.
Он окинул её взглядом и сказал:
– На сеновал тебе не стоит. Быстро, – ухмыльнулся в усы, – конюшие оприходуют. Если хочешь, постелю на чердаке, там у меня кухарка и поломойка спят. За… – он снова поцокал языком, – два медяка в день.
Мэгг порылась в кошеле и достала треть всего, что успела заработать в пути. Спустя полчаса она оказалась обладательницей тонкого матраса недалеко от лестницы, под самой крышей корчмы. Там её и нашла мамаша Лиз, за которой вскоре поднялся Сэм.
Оба переминались с ноги на ногу, у обоих заплетался язык, а от Сэма ещё и несло выпивкой, но они горевали искренне.
– Хороший он парень был, – всхлипнул Сэм. – А пел так, что соловьи завидовали. Голос, что твоя флейта.
Мамаша Лиз вытирала слёзы грязным подолом, а Мэгг только тихо сглатывала горькую густую слюну, не в силах произнести ни слова.
Сэм достал из-за пазухи мех с вином и приложился к нему, снова начал всхлипывать, раскраснелся, закашлялся, а потом спросил, утерев слёзы: