В первую ночь в моей новой системе координат я не могла уснуть. Я лежала на медицинской кушетке и слушала, как по Солли-пласс ходят трамваи. Последний трамвай прогремел примерно в половине второго ночи.
На следующий день, после работы, я села в автобус до Икеи. Там я купила раскладное кресло-кровать и большое мусорное ведро, в котором теперь прячу простыню, одеяло и подушку.
На третий вечер я поняла, что мне срочно нужно с кем-то поговорить – с кем угодно и о чем угодно. Пришла уборщица, и я решила пообщаться с ней. Начала расспрашивать ее о жизни, поинтересовалась, есть ли у нее дети. Я пила кофе, стоя, а она убирала и отвечала на мои вопросы: «Yes. Her name is Maria. She is five years old. She is living with her parents in Poland. Of course I miss her» [4].
«Не приставай к ней», – сказал Туре. В тот день я впервые услышала его голос. Меня это нисколько не удивило, ведь к тому моменту уже столько всего произошло. Что может быть естественнее, чем разговаривать со старым пластиковым скелетом, стоящим в углу? И я ответила ему, мысленно, разумеется, словно он был живым человеком: «Но мне любопытно, как живут эти поляки. Каково им, зачастую образованным людям, оказаться в Норвегии на самом дне – в качестве уборщиков, грузчиков, маляров, циклевщиков?»
«Мало того что ей приходится убирать твой кабинет, так ты еще и донимаешь ее расспросами».
Но она ведь отвечает.
«Она не смеет тебя проигнорировать. Она ведь уборщица».
И все же я заговорила с ней из добрых побуждений, тем более что мне надоело рассматривать под микроскопом саму себя. Если заниматься этим достаточно долго, вскоре ничего не остается. За одним слоем всегда кроется еще один, затем еще один, и так до бесконечности. Я живу здесь уже почти три недели. Раскладное кресло жесткое и неудобное, и каждую ночь я несколько раз просыпаюсь. Но позволяю себе вставать, самое ранее, в начале пятого, поскольку четыре часа – это еще ночь, а пять – уже утро. Если на часах четверть пятого, я заставляю себя дождаться, пока стрелки не покажут двадцать минут, ведь тогда до половины пятого остается всего десять минут. И вот наконец я разрешаю себе подняться, надеть униформу и прошмыгнуть в туалет в конце коридора. Случалось в этот ранний час сталкиваться с коллегами, так что мне приходилось притворяться, будто я тоже только что пришла, всего на пару минут раньше, чем они сами. Без каких-либо объяснений и отговорок. Нужно всего-то посмотреть друг на друга с усталым видом: мы, врачи общей практики, вынуждены работать сутки напролет!