– Давай ее свяжем. Пока нас не заездила. А сосуд захватим? Ведь насмерть загонит, ведьма!
Борута бы никогда не посмел так бесцеремонно обойтись с Дивой, но оглянулся, а в телеге вроде бы и в самом деле кикимора! Хохочет над академиками, щелкает кнутом потешается:
– Вы не кони вороные – мерины толстозадые!
К тому же Данила уже привык слушаться столичного целителя, в общем, сговорились, одновременно бросили оглобли. Они уткнулись в трясину, и Дива Никитична кубарем полетела с телеги. И по инерции прямо мужикам под ноги! Тут они ее схватили, да сразу и бросили: с рук кровь потекла! Все ладони изрезали в лохмотья! А кикимора встала, отряхнулась и говорит:
– Экие вы глупцы! Привыкли Диву Никитичну лапать! А я не драконина жена – я дева-недотрога!
Незадачливые лекари стоят, понурившись, пытаются кровь остановить – тщетно. Она же опять кнутом щелкает, сердится:
– Берите оглобли! Да не шалите более. Накатаюсь, получите свой сосуд! Всякие знания заработать надо!
До самого рассвета катали они Диву Никитичну или кикимору, а может, ту и другую в одном лице: на Пижме вся нечистая сила на нее походила, потому как считалось, нельзя без вмешательства бесовщины так сохранять красоту и привлекательность. Академики уж готовы были взмолиться, попросить пощады, отказаться от всякой науки, ибо доведены были до полного изнеможения, но тут на острове, где Дор стоял, петухи заорали. Первый раз лекари оглянулись, вроде бы нет кикиморы на телеге, один только бидончик стоит, однако в глазах все плыло, туман густой, не разберешь. Когда же во второй раз посмотрели, а и самой телеги нет! Академики просто бредут по болоту и руки так держат, словно оглобли тянут. Но позади, там, где след тележный кончился, бидончик стоит! Все в тумане растаяло, только он, заветный, и уцелел!
Академики назад побежали, Шлопак схватил сосуд, открыл – полон парного молока, еще теплый на ощупь. Первым он и приложился, да чуть не весь выпил! Боруте пришлось стучать ему и по плечам, и по голове, чтобы оставил немного.
Целитель наконец-то оторвался от бидончика, где было всего-то несколько глотков. Данила попробовал – а это теплые, не успевшие загустеть после сепаратора, сливки! Еще коровой пахнут и по его гурманскому вкусу не самые добрые, от увядающего осеннего травостоя.
– Это не молоко, – рассеяно произнес Борута. – Это же сливки!