Ему было жалко расставаться с мудрым и обстоятельным Эдгаром, который был с ним вместе ещё в Отряде Особого Назначения при ВЧК. И ещё их сближало то, что оба плохо, с сильным акцентом говорили по-русски, хотя Станкевич всё время пытался исправить своё произношение и благодаря тонкому музыкальному слуху довольно быстро овладел языком. Но для Веберса русский оказался непосильным, хотя он до революции ещё изучал этот язык в Рижской гимназии. Другие бойцы особым интеллектом и образованием не были отягощены, представляя собой бывших кавалеристов Первой конной, матросов и рабочих-железнодорожников.
Пришлось исполнить приказание, Веберса отвезли в Чухлому и передали, Станислав почуял одиночество и с тех пор стал таить всё, что творится в голове и душе. Он быстро отыскал причину остаться ещё на сутки, проверил в Команде оружие, амуницию, лошадей, внешний вид и устроил разнос, приказал привести всё в идеальный порядок, непременно всем постирать форму, а сам отправился к Анкудину Ворожею.
После попытки бунта они не виделись. У Станислава были особые инструкции на этот счёт: в подобных ситуациях он имел право или передать местным чекистам бунтаря, или самому ликвидировать его, не привлекая к себе внимания: то есть, шлёпнуть тихо и желательно самому, без свидетелей и из оружия, традиционного для местности. Например, выставить огнестрельный самострел в его угодьях, застрелить из лука или, на худой случай, грохнуть из маузера, а дом поджечь. Но у Анкудина не было врагов среди местных, тем паче, расправляться с родителем Василисы он не собирался, зная при этом, что о его поведении непременно донесут Комиссии. На этот случай он отправил шифровку, что взял Ворожея в оперативную разработку, с целью через него выйти на некую Памфилу, чуть ли ни главную ведьму, значащуюся в ордере под номером один.
Анкудин в округе был известен тем, что считался самым удачливым охотником-промысловиком и держал у себя на цепи огромного, старого медведя. Говорили, будто он имеет власть над дикими животными, а на звере по ночам катается, запрягая его в телегу. Станкевич подозревал, что он один из двенадцати настоящих балдуев, однако выяснилось, что про него много брехали: ему не повиновался даже домашний медведь и кусал его, когда хозяин терял бдительность.