От яркого уличного света сразу же потекли слезы и поплыли темные пятна: если к обеду не проморгаешься, еще один ясный день потерян! Он вернулся в кунг, отыскал в рюкзаке темные очки, давно заброшенные за ненадобностью, и смотреть стало чуть полегче, по крайней мере светобоязнь пригасла, но глаза слезились. Немного обвыкнувшись, Терехов попытался еще раз осмотреть аркан, но все двоилось. Он зашел в кунг за лупой, однако солдаты от его хождений все-таки проснулись, рядовой уже стоял у плиты, сержант чистил обувь.
– Вопрос на сообразительность. – сказал им Андрей. – Кто определит: канат оторвали или отрезали.
Сержант Рубежов поднес конец веревки к свету и осмотрел.
– Отрезали. – заключил тоном следопыта. – Очень острым ножом или опасной бритвой. Концы нитей не размочалены.
Рядовой Елкин вытер руки о белый фартук и тоже уставился на веревку.
– Отрезан. – подтвердил он. – Только не ножом и не бритвой. А чем-то типа лазера, причем, мгновенно.
– Ладно тебе, лазером. – ухмыльнулся мрачноватый сержант. – Вы Елкина не слушайте, он наговорит…
– Ты пощупай! – посоветовал Елкин. – Русский глазам не верит, ему щупать надо. Канат на срезе твердый. Капроновые нити мгновенно оплавились и застыли.
В пограничники дураков по прежнему не брали, и это было отрадно. Терехов пощупал – место обрыва и впрямь слегка затвердело, мог бы и сам догадаться.
Он достал нож и тут же отрезал другой конец каната – срез был мягким, шелковистым…
По глазам солдат понял: все видят, понимают, но лишних вопросов не задают.
– Ну и кому мне верить?
– Своим глазам. – многозначительно заметил рядовой Елкин и встал к плите. – Здесь только этому и можно верить.
Чем сразу как-то расположил к себе, тем паче, звали его Андреем, то есть, тезка.
– У меня в глазах двоится. – признался Терехов.
– Еще бы. – обронил Рубежов. – Тут у всех двоится…
Видимо, они обсудили вчерашнюю ловлю лошади и пришли к некому своему заключению. Но выдавать свои домыслы не хотели.
– Не проморгаюсь, день актируем. – Андрей открыл дверь.
– Это как? – не понял сержант.
– Отдыхаем…
Погранцы переглянулись, но восторга не проявили.
Терехов пошел к озеру, где вечером паслась кобылица, и насколько смог, осмотрел все вокруг. Ни на траве, ни на камешнике никаких особых следов поединка он не нашел, отпечатков копыт вокруг было множество, и ему не грезилось вчера, что лошади носились вокруг него. Сырая, зеленая трава ближе к озеру была выбита большим полукругом, который не терялся даже на крупном щебне широкой высыпки, подернутой лишайником. Андрей прошел рядом с этой тропой и нашел то, что искал – петлю от аркана. И потому, как она была отрезана возле самого узла, стало понятно, что вчера он и впрямь набросил ее на что-то тонкое, толщиной в руку – уж никак не на лошадиную шею.