Вот один слово в слово запавший мне в память разговор с другом Виктором Шевчуком. Это был какой-то из 1970-х или 80-х, совсем не обильных годов:
– Знаешь, Витя, на что я обращаю внимание в наших магазинах? На витринах какие-то дешёвые рыбные консервы, в грязных открытых пакетах такое же грязное пшено, перловка. И сплошь пустые прилавки. Зато сразу бросается в глаза совсем небольшой, но зовущий к себе ухоженностью уголок, заставленный бутылками водки, портвейнов, какой-то газировкой.
– А ты подумай: заходит работяга после смены в магазин и видит то, о чём ты сейчас сказал. Он уставший, голодный. Купить нечего. Берёт банку кильки в томате, за три рубля бутылку водки. Домой пришёл, выпил, килькой закусил, может, щей хлебнул – и без сил спать. А завтра, хорошо если не в единственной своей телогрейке, по темну и по морозу бегом, не дай бог опоздать, опять в цех слесарить, на склад грузить, на лесозавод пилить… Вечером та же дорога, тот же пустой магазин, килька, водка…
Так и не увидев сколько-нибудь настоящей жизни, один за другим насовсем, навсегда уходят, да что там – уже ушли в небытие недавние друзья, просто знакомые и малознакомые, совсем не старые люди наших улиц. А на кладбищах, сельских погостах опять и опять слышно безысходное, горестное, тихое: «Так вот вся жизнь прошла как один день. Будто ещё и не жили…»
Не слышат пока этих слов только весело визжащие, радующиеся светлому детству девчонки и играющие в войну мальчишки.
За что же такая, другая, жизнь досталась мне? Едва ли не в тот день посещения своих Березниковских улиц я впервые задал себе этот и ещё другие вопросы. Разве только за тем многие из нас рождались на свет? За что людям выпадают такие разные судьбы? И кто же это всё решает – кому, сколько и как прожить? Почему иначе сложилась моя жизнь? Вот её-то короткой и неинтересной я бы назвать не мог. За что мне всё это?