– Иди-ка, ты. Тысячу рублей. Это ж какие деньги-то. Вот свезло! – мещанин лет сорока покрутил головой. – Даже не верится.
Произнес всё это мужик настолько громко, что на него стали оборачиваться посетители трактира от других столов.
– Скажешь тоже, свезло. У тебя близкий человек погиб, а ты – свезло, – осуждающе произнес молчавший до этого второй крупный мужчина. Купец хмыкнул и вернул ложку, в которой были щи, назад в тарелку.
– А я чего?! Близкие всё равно мрут. У меня вона трое детей да первая жена умерли. А тут целую тыщу дают, – громко и как-то визгливо произнес в ответ на упрек мужик.
Тьфу на тебя! Разве в деньгах счастье?! – перебил мужика купец и грохнул кулаком по столу, чем привлек к себе внимание уже многих присутствующих в трактире.
– Уважаемые, попрошу немного тишины, – можно сказать, прокричал поднявшийся на ноги купец.
Гул в трактире стих, и народ вопросительно уставился на говорившего.
– Уважаемые, вчера случилась трагедия на Ходынском поле – погибло много православных, и многие были покалечены. Наш государь с царицей-матушкой сразу же отреагировали на это, и панихиду по убиенным организовали, и большую помощь пострадавшим из своих средств оказали, – купец сделал паузу, глубоко вздохнув, и произнес: – Выставляю за свой счет всем присутствующим здесь по две чарки «Московской». Первую за помин, вторую во славу Государя нашего.
Трактир буквально взорвался радостными воплями, а половые заскользили между столами, расставляя посуду с налитой водкой. Некоторые тут же опрокидывали рюмки в рот, но основная масса дождалась, когда обслужат всех, после чего все дружно поднялись и, перекрестившись, молча выпили.
Через несколько секунд поднялся купец и провозгласил здравицу Николаю Второму и всему его семейству. Народ дружно это поддержал. Не каждый раз почти двести пятьдесят граммов халявно на грудь падает.
Прошло несколько минут. Жизнь в трактире вернулась на круги своя, только гул усилился, да и лица у многих раскраснелись.
– Нет, вы посмотрите, что пишут, – вскочил за одним из столов, потрясая газетой в руке, какой-то мужичок невзрачного вида, одетый в несколько затасканный костюм, с раскрасневшимся лицом и какими-то безумными глазами за стеклами очков. – Это же уму непостижимо!
Гул в помещении быстро стих.
– Слушайте, что пишут в этой газете, – развернув газету, очкарик начал читать: – «Император и императрица, прибыв к Ваганьковскому кладбищу, куда свезли раздавленных и затоптанных насмерть с Ходынского поля, пролили немало слез. Только не были ли эти слезы крокодиловы?!»