– Я, пожалуй, покину вас, – заявила королева, и, поцеловав кисть мужу, пошла прочь пуская трен платья и оборку в движение, в последний раз проведя пальцами по его плечу, что в условном языке жены и мужа, означало – будь осторожен.
Она не желала больше слушать человека, который разбил её своими, как не странно точными наблюдениями. Он ненасытно следил за ней всю прием, и сложно было упрекнуть его в не наблюдательности, как и в, том, что он проницателен. Но королева, отсекая неприятные рассуждения, желала, увидеться для вольной беседы без личин, с племянником, так как знала, что сын уже скоро будет лежать возле обездвиженной служанки, которую он сознательно напаивал весь прием, дабы не встереться с ней лицом, при близости, которая всегда давалась ему с трудом.
4.
Королева рыскала по всех злачным местам племянника, кроме самого избито излюбленного, которое не пришло ей на со стороны острый ум, лишь из-за её личной неприязни, к нелюдям, чьи сородичи в былую пору убили её родителей, а позже и брата. Так, что до глубины души опечаленная, она повесив голову рискуя уронить диадему, желала встретить его с утра, и предостеречь, что её хмельная шутка, с его отправлением за стены, уже не такая веселая острастка, а главное взвешенная, учитывая его домашний уклад, и нелюбовь к открытым пространствам.
И, тем не менее, сам Джоаль уже минуя пустые крылья замка, и притаившуюся по альковам стражу пробрался в библиотеку к Дивелзу, которая называлась так лишь в силу того, что, что никто из ныне живущих не помнил её просторы стеллажей без присутствия извечного остроухого старожилы. Среди высочайших склоченных книжных шкафов, упирающихся в затемненный сумраком туч односводчатый занятый расписной картиной потолок, как с эльфийской, так и с людской литературой, на подвесной лестнице, в сени стоял, казалось юноша, но на деле двухсотлетней полуэльф. Вид Дивелза всегда вызывал неприязнь у людей, не знавшего его. Он носил скроенное под свой рост и мосластое телосложение бледно синее эльфийское сюрко с голубыми полосами тесьмы по обрамлению штанин и рукавов, которую подобрал в одном из нетронутых шкафов, и казалось, в жизни не снимал её. У неё были долговязые растянутые и широкие рукава, доходившие до бедер, из которых свисали его тонкие кисти, с вечно не стриженными круглыми ногтями. Его нетипично антрацитово-черные и длинные по мере людей прямые волосы ровным каскадом струились по его сухопарой спине, и ниспадали прядями на острые скулы, и только слабый венок, своими серебреными шипами, не давал им нагло лесть в глаза, под нахальным сквозняком. Вострые наконечники бледных ушей высовывались поверх волос, и часто привлекали фырканья тех, кто бродил по замку, и замечал в свободном от дверей своде прохода, его инородный силуэт. Ростом он был с обычного человека с севера, и до истинных эльфов ему не хватало порядка фута с небольшим, кой он восполнял, часто стоя выше людей, у книжного шкафа за устремляющейся к своду стремянке. Или, занимая софу для чтения, которая специально им была занесена повыше на балкон, окаймленный балюстрадой, возле кабинета, бывшего смотрителя, библиотеки, почившего много столетия ранее.