Прикрыв губы кулаком, я откашлялся: «вновь безрассудство или только наивная прямота?»
– Господь Бог, – вздохнул мэр. – Потому что так захотел.
– В последние года вы многого хотели, – ядовито подметил я. – Жаль, что не то и не для тех.
– Признаюсь, Соден, расстрел обоймы за обоймой до окоченения пальцев в те мерзкие туши – единственный мой грех, о котором я не сожалею.
– Единственный? – зацепилась Вита.
Некоторое время Фирнум молчал, опустив подбородок, обезображенный наросшими в огне рубцами, и только покручивал на обожженном пальце потускневшее обручальное кольцо.
– Да, девочка, я загнал коня, самолично поднял его на дыбы, с которых мы вдвоем сейчас падаем.
– Простите, я не особо понимаю.
– За окна смотрим? Новостями интересуемся? Я клялся, что возведу лучший мир для людей и своей семьи. А сам низверг все в тартарары, в расплату разбил на осколки льда все то, что ваял во имя них. Алан, что же я натворил?
– Отобрали у нуждающихся медикаменты, повысили на них цены. Сожгли парк, где собирались протестующие. Выселили неспособных уплатить за квартиру безработных с семьями. Закрыли глаза на коррупцию, кишащую прямо под вашим носом. И, мое любимое, ввели смертную казнь, – окончил перечислять я. – Продолжил бы, да всего одна рука свободна.
– Я был опьянен горем, пустотой… и ненавистью, – прошипел Фирнум, впивая до дрожи пальцы в колени. – Я помогал, возвращал надежду, а они вырвали мое сердце, не оставили даже пепла! А теперь они желают увидеть, как я выпрыгну из своего кабинета. Если бы только моя расхлеставшаяся по площади кровь что-то исправила…
– Ваше самобичевание, конечно, занимательно, но куда интереснее, что за ним последует, – сказал я, посмотрев на мэра через плечо.
– Узнаешь. Сегодня узнаете… Иначе после смерти я не смогу… не посмею взглянуть в глаза Элен и Мии, – застонал Виктор, ухватившись за сердце.
По исхудалому телу мэра пробежала судорога. С приколотой к лацкану пиджака бутоньерки, уже развеявшей по салону едва уловимый сладкий запах, сорвался бледно-розовый лепесток и пал на колени. Фирнум бережно ухватил его кончиками пальцев, поднял к глазам, осмотрел и, вдохнув, аккуратно вложил во внутренний карман.
Бдительные взоры митингующих не упустили очертания мэра даже сквозь тонированные стекла. В один миг толпа развернула направление своего недовольства. «Они надеются, что их дикий облик сотрясет колени демократов. Но фокус в том, то все эти ругательства, плакаты, баллончики и летящие предметы отскочат от властей, наткнувшись на их невозмутимое безразличие».