– Ладно, открою. Но пеняй на себя. Ведь ты спрашиваешь не об этом. Верящий в Творца и его суд признаёт за Судьёй справедливый разум, но ведь судить можно лишь имеющего волю: согрешить или нет. Иначе за что?
– Так, авва. Но тогда выходит, судьба не нужна? Зря о ней болтают?
– Не спеши. Даже если что-либо не нужно, отсюда не следует, что его нет. Ненужного-то полно! Или не замечал?
Гость вздохнул, соглашаясь:
– Полно! На нашей шее…
Монах продолжил:
– То, что привыкли именовать судьбой, имеет свои признаки. К судьбе можно отнести время и место, в которые являешься на свет. Они многое тебе определяют. Как и семья, твои пристрастия, обстоятельства жизни… Знать, где, когда и, главное, кем родиться, – великое искусство, доступное немногим.
Спросивший растянул губы в грустной улыбке:
– Точно, авва.
Отшельник бросил на него взгляд:
– Раз понимаешь шутки, легче будет принять. Так вот, тебе при рождении предлагают судьбу: будь, как те, кто вокруг, не умничай и проживёшь не хуже. Большинство соглашается, считая потом себя обманутым. Потому что всё изменяется, словно изменяя им, а не все это понимают или успевают меняться. Да не все и желают или могут становиться иными. Потому ропщут…
Человек внимательно слушал.
– Согласен? Когда времена меняются, а ты не желаешь меняться под них, то как к тебе отнесутся те, кто меняются, и как ты отнесёшься к ним?
Слушавший молчал.
– Однако заповеди остаются теми же, и судить будут после за них. Но как по ним жить сейчас, когда вокруг не по ним живут и успешны? Вот твой настоящий вопрос, вот что для тебя тайна!
Человек опустил глаза, но едва слышно возразил:
– Да что успешны?.. Просто чтоб существовать со своими… Да среди тех, кто, сам говоришь, не по заповедям живут, безгрешно не получится.
Пустынник был непреклонен:
– Я предупреждал: ответ не будет приятен. Когда среди подобного делаешь выбор за выбором в пользу души, то так выбираешь свою судьбу. По этим делам о тебе уже можно судить. И тебя. А тех – свой суд ждёт. Запомни одно: не важно, кем ты был или будешь, важно – каким!
Отшельник сомкнул уста. В повисшей тишине гость молчал и не уходил, словно надеясь на отмену приговора. Но вот он вздохнул, вероятно, окончательно примерив слова монаха к себе, и пробормотал:
– Значит, и после жизни не будет…
Он поднялся, не испросив благословения. Постоял. Потом поклонился: