Трилогия «Лютевилль» - страница 22

Шрифт
Интервал


Мямля перебивался случайными заработками. Никто не хотел иметь дело с альбиносом, который всё время что-то шептал или напевал себе под нос. Его родители и сёстры с братьями внезапно исчезли однажды накануне рождества, которое он встретил наедине со снегом, покрывшим все еще ярко-зелёную сочную траву, а к новому году пустой дом занял мясник Ангус, который только посмеялся над уверениями мальчика, что родные вернутся за ним. «Они продали мне дом, а заодно и тебя! Я дорого заплатил, а потому ты будешь работать у меня как шёлковый!» Олби ничего не оставалось делать. Издревле с замученными до смерти альбиносами совершались страшные ритуалы. Поверья были сильны даже теперь; на альбиносов охотились, а Ангус все же не давал мальчика в обиду, хотя и бил сам. Так прошло много лет. Олби удалось выжить и превратиться в худощавого добродушного юношу. Работать у мясника он ненавидел, но верил, что сможет найти счастье вдали от родных мест.

Набравшись смелости, он ушел в никуда. Так началась история его странствий. Он брался за любое дело, работал даже за крышу над головой, еду и поношенную одежду. Слабое зрение мешало ему найти дело по душе и обрести радость, которая никуда не денется. Да, именно этого он ждал от своей новой жизни. Он мечтал быть счастливым каждый день.

И теперь, оказавшись в ярком цирке, в незнакомом городе, с «невидимым ключом» на шее, он захотел остаться в нём навсегда…

Так и случилось. Мямля сразу полюбился жителям города, став одним из клоунов труппы. Олби сам придумывал себе номера и не боялся казаться смешным; смех людей доставлял ему радость. Обидное детское прозвище Мямля превратилось в озорной сценический псевдоним. Да он и сам не помнил, кто именно впервые назвал его так, и почему – наверное, из-за той самой привычки бормотать и напевать себе под нос…


***

В тот день снова пошёл град. Уже темнело, и жёлтые осенние листья шуршали на ветру где-то вдали. Белёсый Мямля, точно светясь в сумерках, сидел в красивом бирюзовом костюме, еще в гриме, на детской карусели вместе с другом, который много лет назад случайно нашёл его на улице без сознания, и принёс в цирковой шатёр на своих плечах. Они курили, почти не разговаривая. Самокрутки плохо раскуривались из-за сырости, но мужчины не спешили уходить. Лампочки на каруселях горели, звучала тихая мелодия, но лошадки и слоники стояли на месте… На мгновение стало необыкновенно тихо, и вдруг, с неба, вместе с комками мелкого града, им под ноги громким шлепком упала абсолютно белая ворона.