Трилогия «Лютевилль» - страница 4

Наступило утро.

Первые лучи солнца коснулись детских кроватей и осветили стены.

Проснувшись первой, Роза сразу же подбежала к коробке. Но гнома в ней не оказалось. И тут она заметила следы крошечных башмачков, ведущие к подоконнику, и разбросанную тину.

Роза горько заплакала, прижав коробку к себе, тем самым разбудив Веру.

– Мы будем ждать твоего возвращения! – сказала Вера, подходя к окну и обнимая сестрёнку за плечи.

– Мы будем оставлять окно приоткрытым, обещаю! – тихо добавила Роза.

Роза и Вера стояли у окна, приветствуя новый день. Родители, видимо, еще спали – никто не звал их к завтраку, не было привычного запаха какао и сладких булочек с корицей. Утро пахло морем.

Старуха в серой шляпе

Я слышал о ней самое разное. Кто-то говорил, что она старая ведьма, злая тёмная колдунья, насылающая проклятья на целые семьи – другие же, напротив, уважительно величали её знахаркой и травницей, рассказывали, как однажды она помогла исцелиться от разных недугов. Но все же, жители Лютевилля не наведывались без повода в её старый домик, что стоял совсем на окраине, близ леса.

Пожилую женщину в любое время года можно было узнать даже издали по большой серой шляпе с потрёпанными полями, из-под которой небрежно торчали седые кудри. Иногда показывающийся взгляд был тяжёлым, карие глаза слезились – скорее всего, от старости – а худощавое тело и лицо покрывали морщины, собираясь в области щёк, под тонкими губами, и на руках. Неизменные тёмные платья старухи, растянутые вязаные кофты и шерстяные платки были изрядно изношены. На одежде и в волосах часто болтались веточки, листики, и даже репей. Улыбку на её лице видели редко – но говорили, что зубы у неё кривые, жёлтые и страшные.

Старуха вела малоприметную жизнь. Она подолгу бывала в лесу со своей плетёной корзинкой, собирала стебли и корни растений, ягоды и грибы, подбирала перья птиц, и, как говорили, даже трупы погибших зверюшек, ковырялась в огороде или варила новые зелья.

В людных местах она появлялась лишь изредка, по необходимости – я, бывало, видел её на продуктовых рынках по субботам – мои родители продавали там лучший в округе козий сыр и молоко. Она покупала все это у нас, мясо – у старого Альберта, а потом шла в другие ряды, где тоже что-то покупала – и всегда у одних и тех же торговцев. Я убегал из лавки и следовал за ней, как загипнотизированный, но держался на приличном расстоянии или делал вид, что иду по своим делам – я знал, как важно оставаться незамеченным. Взгромоздив покупки на багажник видавшего виды велосипеда она спешила покинуть рынок до того, как он наполнится людьми.