– Томазо Альбиони – один из самых почитаемых композиторов всех времен. Я тоже склоняю голову перед ним и счастлив, что встретился с ним здесь, в совершенно немыслимом месте. Но я прожил на земле всего 31 год, и готов был бы прожить еще столько же, даже в нищете. Смерть открыла много фантастических возможностей, но лишила чудес жизни, к которым нет возврата. Необратимость – вот что более всего унижает человека. Здесь я узнал, что нет ни Ада, ни Рая, но есть вечная Тоска по жизни. Я родился за три года до наступления XIX столетия 31 января 1797 года. Но смена века не влияет на судьбу, о чем, возможно, предположил маэстро Иоганнес Брамс. Мне суждено было умереть в Вене, как и многим из присутствующих, 19 ноября 1828 года. А было столько планов! На моей могиле написано Франц Шуберт. Предлагаю послушать мою «Серенаду».
Старик посмотрел на супругу и ужаснулся. Было видно, что его Анна-Мария умерла и после смерти. Она ни на мгновенье не отпускала руку сына, но ее отрешение от всего, и не только земного, пронзало весь ее облик. Казалось бы, это фантастическое сообщество, находящееся на кратере фонтанирующего вулкана, должно было повлиять на ее чувственную душу. Ведь со слов Сына Марии, в мире, где они пребывали, существуют лишь души, а души не умирают! Но Анна-Мария кончилась. Даже необыкновенная музыка, звучащая не понятным образом в головах бестелесных существ, не коснулась ее. Да и сам Старик все еще не верил в эту фантасмагорию: он надеялся, что находится в бреду, но не находил способа для однозначного определения действительности. Для Анны-Марии исчезло все. Она была создана для жизни, вся ее внутренняя конструкция не приемлема была для смерти. Она жила жизнью. Она была олицетворением жизни. Но все рухнуло в момент ужасающей гибели сына. Даже необычная встреча с ним не могла ее вернуть в ту Марию, которую знали окружающие ее люди. Старик понял, что великие женщины, к которым он относил и Марию, могут существовать лишь в жизни. Для них не может быть другого мира, о котором мечтает большинство людей перед смертью. Мария умерла в момент, когда не стало сына. В доказательство этой мысли, ему вспомнились стихи, которые он написал прижизненной Марии, которые уже звучат просто нелепо:
Я научу красивой быть до слёз,
И по следам на бёдрах приоткрою тайну…