– Егорушка, милый, прости… – залепетала она, пытаясь подняться. – Я случайно заснула… – цеплялась девушка за форменные брюки. Ужас исказил миловидное лицо, белёсый рубец на щеке налился багрянцем.
– Что? – пьяный рык заставил отшатнуться. – Ты как должна встречать мужа, мерзавка?
Качаясь на нетвёрдых ногах, мужчина не глядя пнул девушку. Та с воплем отлетела назад, к стене.
– Сейчас я преподам тебе урок, – заплетающимся языком пообещал он, непослушными пальцами расстёгивая брюки. Девушка испуганно сжалась у стены в ожидании скорой расправы.
Наконец ремень был вытащен и крепко намотан на кулак изувера. Пьяно хихикая, Егор грубо схватил хнычущую жертву за едва отросшие волосы, пропуская сквозь пальцы, вцепляясь и жёстко потянул вверх. Девушке ничего не оставалось, как отлепиться от стены и встать. Одним движением он толкнул её на кровать и сдёрнул штаны вместе с трусами.
– Не надо, Егор, прошу тебя! – взмолилась подруга. Отчаяние и страх сковали волю, и она могла лишь всхлипывать. Грубо сжав рукой ягодицу, палач хохотнул. Его забавляла и приводила в восторг такая покорность. Сопротивление он не любил. Девушка замерла в ожидании боли. Раздался свист, и, описав дугу, ремень хлёстко врезался в обнажённую плоть. Пронзительный визг слился со свистом орудия пытки. Вошедший в раж садист всё хлестал и хлестал её, не сдерживаясь, пока кровавый дождь не плеснул ему в лицо. Только тогда, растирая кровь по своим щекам, он отбросил ремень и, стянув брюки, одним резким движением пригвоздил извивающуюся жертву к кровати. Возбуждение достигло предела. От наслаждения он закрыл глаза, струйка слюны повисла в уголке рта. Безвольная жертва, уткнувшись в подушку лицом, глухо выла на одной ноте, послушно терпя очередное насилие. А он всё долбил и долбил, заводясь сильней от её криков. Обычный секс его не прельщал.
От рождения непривлекательный Егор никогда не пользовался успехами у женщин. Слишком низкого роста, с лишним весом, бесцветными куцыми волосёнками на чересчур большом черепе. Маленькие, близко посаженные чёрные глазки на круглом, вечно потном лице. Он с детства ненавидел женщин. Только мама была его идеалом. Она одна любила своего мальчика и всегда говорила, что все бабы стервы. Никому из них доверять нельзя. Егор рос маменькиным сынком, что вкупе с неординарной внешностью сыграло огромную роль в становлении личности. Мама давно нашла покой на кладбище, а воспитанный с уверенностью в своём превосходстве сынок нашёл призвание на службе в полиции. Тут ему легче всего было реализовать свои нездоровые амбиции. Будь то дрожащие нелегалки из ближнего зарубежья или ночные бабочки, ловящие каждое слово блюстителя закона. Это была его стихия, его ментовский садистский рай. По натуре трус, Егор мог доминировать только над слабыми испуганными женщинами. Такой была и Лиза. Маленькая, как птичка, хрупкая девушка 22 лет, которой с трудом можно было дать и 17. Замужняя жизнь с домашним тираном сломила её и без того хрупкую психику. Ещё в раннем детстве девчушка потеряла родителей в страшной автомобильной аварии, навсегда изуродовавшей лицо малышки ужасным шрамом. Уродливым красным рубцом он тянулся через правую щеку от подбородка до самого виска. В тот страшный день девочка лишилась не только семьи, но и надежды на светлое будущее. У неё оставалась ещё мамина мама. Старенькая сухенькая бабушка, потихоньку доживающая свой век. В силу слабого здоровья, старушка не смогла взять на себя заботу о внучке, что и решило дальнейшую судьбу несчастной малышки. Попав после больницы в детский дом, она на себе испытала все прелести изгоя в дикой стае. Уже тогда морально сломленная, она разучилась огрызаться и просто плыла по течению жизни. Выйдя из интерната, Лиза узнала, что бабушки давно нет в живых, а небольшая квартирка в древней пятиэтажке на окраине Курска завещана ей как единственной последней родственнице. Возможно, бабулька таким образом просила прощенье у девочки за то, что в своё время отказала в опеке. Кто знает? Однако у Лизы появилось свое собственное жильё. Найдя работу официантки в ближайшем баре, девушка потихоньку стала налаживать жизнь. До тех пор, пока не появился он.