С портрета на всех смотрели большие лучистые глаза, взгляд, приправленный легкой насмешкой, пронзительный, проницательный. Губы чуть приоткрыты, словно писал его художник в момент очередной страстной речи. Львов всегда говорил темпераментно, восторженно, умно, порой в глазах его мерцали слезы.
– Я, как бы пасмурен ни был, приходя к Николаше, всегда делаюсь веселее, – улыбнулся Хемницер.
Михаил услышал над собой чуть глуховатый голос художника:
– А ты, юноша, вроде любишь живопись, вон как глядишь. Чем занимаешься?
Михаил вытащил из кармана миниатюру, сделанную для Лохмана. Левицкий ее похвалил, но добавил:
– На сем остановишься – живопись упустишь. Большие портреты не пробовал?
– Я уши не могу на месте прилепить, не получается.
– Уши, говоришь? Это дело непростое. Некоторые рисуют так, чтоб ушей не было видно. Гляди, пробуй. Дома есть кто-нибудь? Вот и пиши портрет.
Возвратившись вечером в меблированные комнаты, Михаил столкнулся в коридоре с взлохмаченным Лохманом. Тот сразу скрылся в своей комнате, а Михаил еще долго не спал, листая книгу и вспоминая нынешний вечер. Потом открыл баул, где кошелек? A-а, вот он, внизу. Пересчитал. Денег, которые дал Демидов, сильно поубавилось. Плохо помнит, сколько было. А может, взяли? Но тут же обругал себя.
Следующим днем, обрадованный заданием Левицкого, все отложил и усадил на диван красотку Эмму. Купил холст, кисти, краски, взялся за портрет. Молодая красавица в ореоле кудрей сидела в горделивой позе. Губы ее еще не утратили девической припухлости, глаза в томной неге со смешливыми искорками смотрели прямо. Он попросил ее завести волосы за уши, долго и старательно выписывал их. Кажется, после пяти сеансов портрет получился. Однако Эмма, поглядев, пришла в дурное расположение духа. Вместо горделивости она увидела хитроватую мину, вместо огневого взгляда – нагловатость; фыркнула и разобиделась.
А ночью Михаилу приснился барин-благодетель во всем своем великолепии, но в гневе: «Где дело мое?! Не сделал? Амуры разводишь?!» Господи, что же он забыл про самое главное?
За завтраком спросил:
– Не знаете, где можно найти Панина? Никиту Ивановича?
Эмма взглянула на Лохмана.
– Самого графа? Что у тебя, дело к его светлости? Разве ты с ним знаком?
Миша молчал.
– Том его напротифф Шереметеф. Фонтанка.