Всё теперь уже не так. И сижу я на маленьком удобном складном стуле, а не на земле как в детстве. Да и удочки у меня другие, лёгкие китайские телескопички, не те бамбуковые двухколенки, как в детстве, купленные в магазине «Спорттовары» на Коммунистической. И есть чем согреться, сидя у воды. В небольшой фляжке в боковом кармане камуфляжа булькает неплохой доминиканский ром. Но всё равно я вспоминаю своё детство. И паскудная рыба мне в этом очень помогает. И тогда и сейчас, ни фига не поймёшь, что ей, собственно, надо? То клюёт, то не клюёт.
В пластиковом ведре уже тихо плещется пяток серебристых карасей с мою ладонь размером, пойманных ещё в предрассветных сумерках. А сейчас поплавки стоят на водной глади, как вкопанные. Ни одна хордовая зараза семейства карповых не хочет их потревожить. Рыба, аууууу!!!! Серебристые караси у меня в ведре, а какие здесь ловились золотые. Здоровенные, с ярко красными плавниками, горбатые красавцы со спинкой цвета благородного тёмного золота. Иногда попадались и ротаны, которых местные называли «слижи». Ох, и вкусные. Один год для зарыбления запустили мальков карпа, и запретили рыбалку на Конторском озере на целый год. Рыболовы разбрелись по окрестностям. Большинство облепило берега нижнего пруда, кто-то, и я в том числе, ходил на «воинскую точку», на большое озеро с чёрной торфяной водой возле Утиного болота в лесу за Краснинским большаком. Там помимо карасей и ротанов попадались и небольшие почти чёрные окушки. А кто-то довольствовался тем, что ловилось в многочисленных сажалках, разбросанных по Хохлово и окрестностям.
Что твориться-то? В детстве, помню, местные лягушки не упускали случая подплыть и оседлать поплавок. А теперь тихо на пруду, ни поклёвки, ни лягушки, ни ныряющей за мелкой рыбкой выдры. Жили они тут одно время, потом куда-то пропали. Эх, среднеамериканское пойло, утоли мои печали.
Плеснуло что-то слева от меня. Неподалёку на скользкий берег пруда выбрался большой каштанового окраса бобр. Огляделся, отряхнулся и не спеша направился к большому, в обхват, столетнему вязу, растущему метрах в трёх от воды. И только плоскохвостый собрался поточить свои длинные жёлтые резцы о древнее древо, как раздался громкий посвист. Бобр, усевшись на задние лапы и опёршись на хвост, с явным удивлением начал оглядываться. Что-то небольшое, спрыгнув с ветки клёна, росшего на краю большой поляны, быстро пробиралось по высокой траве к вязу. Бобр, оскалившись и громко шипя, начал отступать к воде. Знает, похоже, кто идёт. И боится. Вон как, почти визжит, громко и на высокой ноте.