Дятлов видел, как осторожно поднялся на ноги конвой и поднял заключённых. Уцелели все, лежать никто не остался. Интересующий его господин протянул пачку папирос высокому конвоиру, очевидно, в ответ на его просьбу. До него доносились какие-то обрывки слов, сначала резкие, затем всё более радостные. Дятлов пощупал кобуру, револьвер в суматохе не вывалился. Только стрелять теперь не было никакой возможности – он на набережной один, разве еще с десяток зевак трутся у домов вдалеке. Его заметят и откроют ответный огонь. Шансов нет, пристрелят сразу. «Эх, борцы за справедливость. Всю толпу в пять минут сдуло от первого выстрела, словно конское дерьмо метлой смахнули. А какие храбрые были, когда против безоружных глотку драли», – раздражённо думал Михаил о недавно кричащих здесь людях. Он услышал топот удаляющихся ног, поднялся из-за укрытия и увидел спину в дорогом чёрном пальто под защитой штыков. Дятлов увидел, как воровато прячась и пригнувшись, спешит прочь один из недавно арестованных офицеров, сумевший воспользоваться суматохой и ускользнуть от конвоя, но ему было плевать.
Тут-то вдруг и захотелось выпить, захотелось так, что свело скулы и заломило суставы. Может это была просто усталость, пришедшая после нервного перенапряжения, но перед глазами стояла лишь бутылка с обжигающей прозрачной жидкостью. Мужчина спустился к Неве и умылся, пытаясь избавиться от навязчивого морока. Стало лишь хуже – смыло апатию и бессилие, появилась дикая злоба и бодрость. Он зашагал вдоль ограды Летнего сада, вышел на набережную реки Мойки. Несмотря на позднюю ночь, улицы не спали. То тут, то там горели костры, ходили вооружённые красноармейцы. Порой раздавались крики, свист и хохот. Мужчина бесцельно шагал, не чувствуя усталости.
– Браток, табачком не богат? – окрикнул его вооружённый матрос.
– Не курю, – ответил Дятлов и оглянулся по сторонам, забрёл он далеко. – Водки нет у тебя?
– Не положено нам, мы на посту, – грустно ответил матрос, греющийся у костра. Три его товарища тоже невесело вздохнули.
– Эх, вы. Ночь-то сегодня какая! Буржуев свергли. Всё теперь народное, всё наше. – Мужик внимательно рассматривал вывески напротив. – На нужды революции можно и экспроприацию произвести.
Он подошёл к занавешенному окну, по обе стороны от которого были плакаты с большими печатными буквами. «Вина русския и иностранныя, ликеры, водки, гарантированыя лабораторнымъ изследованиемъ», – прочитал Михаил про себя и, не колеблясь достал из кобуры револьвер. Оглушительно раздались на пустой улице два выстрела, сливаясь со звоном осыпающегося стекла. Затем стрелок схватил портьеру, загораживающую витрину и с треском оторвал её. Штора в окне над лавкой стыдливо отодвинулась буквально на сантиметр – хозяин магазина наблюдал из темноты за происходящим, но остановить грабёж боялся, не желая связываться с пятью вооруженными людьми.