**
К дому начальника вела тихая пешеходная дорожка, вдоль неширокой проезжей части, где Ната ступала по тротуарным теням стволов деревьев, слышала крики играющих на лужайках перед коттеджами детей и беззаботный щебет пернатых. Улочка, где жил Альб, терялась вдали, но зрительно делилась на “до” и “после” внушительным выступом темнеющего впереди забора. Серая кладка из скруглённых блоков сливалась, в непроглядный, почти чёрный куб, выше соседних крыш. Фасад забора тянулся вдоль улицы на десятки метров, края вершин уродовали переплетённые мотки колючей проволоки и камеры наблюдения. Они сопроводили своими любопытными вороньими глазками и замерли, когда Ната замедлила шаг у железных клёпаных ворот, рассчитанных на удар броневика.
Броневиком среднего типа их испытывали лет десять назад, по просьбе самого хозяина. Машину, списанную в утиль, при этом сложило в гармошку, но на створках столкновение оставило лишь лёгкий след. Ната нажала кнопку домофона и, слушая трель, разглядывала давнишнюю вмятину на уровне пояса. Со стороны калитки она до сих пор выделялась широким переливчатым пятном.
Калитка распахнулась, показался высокий хозяин в белой наглаженной рубашке и брюках. Альб, не здороваясь, дёрнул крупной короткостриженной головой с маленькими ушами, приглашая войти. Ната робко шагнула и дождалась, пока он звякнет старомодной задвижкой у неё за спиной. Он обогнул её, и Ната последовала по тропинке, ведущей к дому.
Её сковывала неловкость. Альб молчал. Высокий, задумчивый и мрачный он шагал, сомкнув руки за спиной в своей любимой позе, по-армейски, и широкими плечами загораживал обзор. Ната решила заговорить первой. Негодование, накипевшее после случая в вагоне, пересилило страх и она не удержалась:
– Альб. Почему люди себя ведут так, будто им совершенно плевать друг на друга? – вопрос прозвучал ему в огромную спину.
Альб остановился, повернул квадратную голову с горбатым носом и удивлённо прошёлся взглядом карих глаз-пуговок сверху вниз. Макушка Наты едва ли доставала ему до шеи:
– Вас кто-то обидел?
Она не хотела жаловаться, как её бросили на произвол, рассказывать об автобусе, как ругалась в Центре с одурманенными сотрудниками. Но после случая со студентом людское бездушие её добило. Полагаясь на мнение мудрого начальника, она пожала плечами: