На следующий день, по случаю побед и присоединения других царств к великой Иранской империи, был устроен праздник, где присутствовали все дети Царя царей. Здесь были самые влиятельные, знатные особы Ирана, отважные полководцы и воины, а также цари и представители завоёванных стран. Столько блеска серебра и золота не видывал мир. На огромных подносах к ногам царя несли драгоценные камни и жемчуга, сосуды необыкновенной красоты, золотые ювелирные украшения и инкрустированное золотом оружие.
Как прекрасные дивные птицы, появились танцовщицы и завладели вниманием публики. Царь царей, улыбаясь, тихонько переговаривался то со своей прекрасной женой, то с кем-то из сыновей.
Ак-Бору пытался отвлечься, но его взгляд помимо воли обращался на девушку. Она была так восхитительна, что ему с трудом удавалось перевести своё внимание на происходящее в пиршественном зале. Снова и снова он оборачивался в её сторону. Её сёстры сияли, как звёзды в безоблачном небе, она же будто находилась так далеко в звёздной дали, что не все могли разглядеть её. Он даже порадовался, что видит её один. Как она держит головку, как нежно улыбается, когда разговаривает с близкими, – всё вызывало в его сердце волнение и трепет. Вдруг до него дошло, что он погружается в этот водоворот любви окончательно и бесповоротно. Он уже не сможет уехать от неё! «Но как звать тебя, мой свет?»
Она заметила этого воина ещё на площади и почему-то испугалась. На нём был странный головной убор, который совсем не походил на шлемы иранских воинов. Скорее, это была густо-красная, почти бордовая шапка из войлока, расшитая золотыми пластинами. С длинными опущенными отворотами, она напоминала беркута и сразу бросалась в глаза. На лобной части красовалось покрытое золотом изображение головы оскалившегося волка. Вся его одежда, также расшитая золотом, сильно отличалась от распространённой на её родине. Он был чужестранцем, весь его облик кричал об этом. В окружении своих воинов, он напоминал бесстрашного хищника. Конь под ним обеспокоенно храпел и поднимался на дыбы. Она прочитала много книг и рукописей, но ни разу никто из известных ей авторов не упоминал о таком народе. Лишь однажды она невольно обернулась, почувствовав, что на неё кто-то смотрит. Это снова был он. В течение праздника она ещё долго чувствовала на себе его пристальный взгляд, буквально принуждающий её обернуться. В конце концов это сильно измотало её, и она тихонько покинула пиршественный зал.