В очередном карьере тоже находились люди, пред каждым высился букетом с микрофонами прибор. И все они, перекрикивая друг друга и не слыша, ораторствовали. Без устали, говорили много и красиво, звучали фразы, достойные быть вписанными в историю золотым пером. По-видимому, продолжали давний спор о личных качествах оппонентов, − кругом одни бездари и тупицы, лишь я один есть средоточие мудрости вселенской… И так далее.
Я чуть не плюнул, уходить собрался.
− Они и впрямь талантливы, за десять тысяч солнцеворотов отточишь поневоле даже крохотный талант. − Отвёл от уха руку Поприще. − Частенько прихожу послушать. Их речи слух ласкают так порой, что сам себе кажусь… − Белый Света Столб налетел, как смерч, − мерзавцем. Коль столько сделал я добра другим, тою же монетой просто обязаны платить. Но люди − свиньи, сколько б им ни дал, всё мало. Правда, позже, с прискорбием глубоким узнавал я: моё добро оборачивалось во вред им. Почему, с завидным постоянством, так происходит − хоть убей, не понимаю. Но тревожит факт: КОГДА ЕСТЬ ВСЁ, ЧЕГО-ТО НЕ ХВАТАЕТ ПОСТОЯННО.
Я случаем не пренебрёг.
− Ответь мне, Поприще-Данеягнят, про кубики: что обладателю дают они?
Его лицо в порыве откровения запомнил я. Оно светлее на порядок. Что-то по-детски озорное промелькнуло. Колоть и жалить. В изобретательности ему нет равных, точно, и его коньком становится однажды тяга топтать других, осознанно и вдохновлённо.