– Я также не выбирал своего господина, – сказал египтянин. – Мой отец был туркоманом[17], рожденным далеко от этих земель. Я его уже не помню и не знаю, был он пекарем, купцом или воином. Меня купили ребенком и привезли во дворец халифа в Каире, где научили писать, читать поэзию и вести счета.
– В таком случае мы не слишком отличаемся друг от друга, – заметил Джон.
Аль-Клата кивнул.
– Расскажи о твоем новом господине, короле, – попросил он.
– Он хороший человек, честный и умный, – ответил Джон.
– Я слышал, что он увлекается алкоголем и женщинами, – сказал Аль-Клата.
Джон пожал плечами.
– Он король.
Аль-Клата посмотрел ему в глаза.
– Говорят, он безумен, – продолжал египетский посол.
– Ну, это не соответствует действительности, но… – Джон нахмурился, он колебался, а когда заговорил снова, сильно понизил голос: – Но он странный. Иногда смеется без всякой причины. Вам не следует на него обижаться. Он смеется не над вами.
– Понятно, – кивнул Аль-Клата.
– А что вы можете сказать про своего господина, визиря Шавара? – спросил Джон.
Казалось, Аль-Клату позабавил вопрос Джона.
– Как и ваш король, он хороший человек.
Джон услышал, как дверь у него за спиной заскрипела, оглянулся и увидел сурового сенешаля Ги с прямой спиной, следом появился Вильгельм.
– Пойдем, – сказал Ги на латыни. – Король вас сейчас примет.
Вильгельм перевел слова сенешаля Аль-Клате, и он последовал за Ги. Джон и Вильгельм шли за ними.
– Ему можно доверять? – шепотом спросил Вильгельм.
Джон покачал головой.
– Он не стал есть предложенные фрукты, – ответил Джон. – В их культуре это серьезное оскорбление; так он показывает, что не верит в наше гостеприимство. Человеку, который не доверяет нам, верить нельзя.
Вильгельм кивнул.
– Я оказался прав, Джон. Господь послал нам тебя не просто так. Тебе удалось узнать что-нибудь еще? Почему он здесь?
– Я не спрашивал, – сказал Джон.
– Боже мой! Почему? – удивился Вильгельм.
Джон пожал плечами.
– Вы сказали, что он должен чувствовать себя комфортно, – ответил Джон. – Задавать такой вопрос было бы невежливо.
– Ладно, – проворчал Вильгельм. – Очень скоро мы узнаем ответ.
* * *
– Да д-дарует тебе Г-господь радость, Аль-Клата. Д-добро пожаловать в Иерусалим и мой д-двор, – сказал Амори слишком громко для малого зала для аудиенций. Он сидел на простом деревянном троне, рядом, с одной стороны стояли сенешаль Ги и коннетабль Онфруа, с другой – Жильбер и Бертран, магистры госпитальеров и тамплиеров. Амори демонстрировал все регалии королевской власти: мантия из горностая на плечах, на голове корона Иерусалима, в правой руке скипетр. Он выглядел по-королевски, но даже из тени в дальнем углу комнаты Джон видел, что Амори нервничает. К нему вернулось детское заикание; кроме того, король поглаживал густую светлую бороду. Джон провел при дворе достаточно времени, чтобы понимать, что Амори испытывает крайнее волнение.