5 октября Сталин вызвал к себе генерала Лелюшенко, занимавшего должность начальника Управления формирования и комплектования автобронетанковых войск – заместителя начальника ГАБТУ, и приказал срочно сформировать корпус, в задачу которого входило остановить немцев и задержать их настолько, насколько возможно. В корпус были включены 6-я гвардейская стрелковая дивизия, соединения 5-го воздушно-десантного корпуса, 4-я и 11-я танковые бригады, Тульское оружейно-техническое (артиллерийское) училище, 36-й мотоциклетный и 34-й пограничный полки, два артиллерийских полка, два дивизиона реактивной артиллерии, а также 6-я резервная авиационная группа.
На 9 дней корпус задержал продвижение Гудериана, причинив танковой армаде значительный урон и заставив растратить пробивную силу.
Но всё это было к югу от Москвы, и хотя угроза прорыва вдоль Симферопольского шоссе велика, она не оказалась столь критической, как на Западном направлении.
Спустя два дня после 2-й танковой группы перешли в наступление основные силы группы армий «Центр». Причём Гитлер был настолько уверен в молниеносном успехе, что тут же сообщил японскому послу, стремясь подтолкнуть Японию к вступлению в войну против СССР, о вполне реальном взятии Москвы уже 12 октября. Геббельс по его распоряжению приказал оставить на этот день в газетах специальную полосу для сообщения о захвате советской столицы.
Уже 4 октября стало известно о разгроме Западного фронта, которым командовал генерал-полковник Конев. Об окружении большого числа советских войск. По свидетельству управляющего делами Совнаркома СССР Якова Ермолаевича Чадаева, Сталин был потрясён случившимся. Чадаев застал его в сильном волнении ходившим по кабинету в ожидании связи с командующим фронтом и с раздражением повторявшим: «Ну и болван. Надо с ума сойти, чтобы проворонить… Шляпа!»
Сообщение было убийственным. Ведь Сталин в августе сам побывал на фронте, на Можайской линии обороны, встречался с бойцами и командирами, разговаривал с ними, наполняясь уверенностью, что на этот раз рубежи заняты своевременно и обороняться будут самоотверженно. Так говорили красноармейцы, так говорили сержанты, так говорили лейтенанты, капитаны, комиссары – все, с кем успел побеседовать он либо на небольших собраниях, либо лично.
Сталин понимал, что они, эти рядовые труженики войны, выполнили свой долг, выполнили своё обещание, данное ему как Верховному главнокомандующему. И теперь сражаются в окружении, погибая лишь только потому, что кто-то из старших военачальников прошляпил готовящийся удар немцев.