Пока копался в ванной, на телефон пришло смс. Вадим схватил его, как только увидел заветный значок на экране, быстро снял блокировку и открыл. Вначале он даже не понял, как это так, потом еще раз вгляделся в цифры и даже крикнул вслух:
– Они что, нули потеряли?! – и тут же бросился набирать литературного агента отца. Пока шли гудки, Вадим мерял шагами гостиную. При жизни обоих родителей, тут каждые выходные собиралось целое общество. Отец рано стал известным и востребованным, потому их с матерью институтские друзья считали своим долгом навещать успешного однокашника с целью «раскулачивания» холодильника, как они это называли.
– Ууууу, кулаки! – говорил дядя Вахтан, заглядывая в недра «Минска», стоящего в углу комнаты, – и салями у них, и сыр!
Вадим тогда был первым ребенком в их шумной компании, это потом уже родилась дочка у дяди Толи и его жены, а потом и сын у Вахтанга с женой, но они вскоре уехали куда-то за границу. «Минск» переехал в гараж, на его место встал огромный двустворчатый холодильник, для чего пришлось полностью перестраивать кухню. Гостиная стала меньше, но она уже и не нужна была такая огромная. Компании у его родителей собирались, но не такие большие, куда-то пропали старые друзья, потом появились новые, потом и они пропали, потом умерла мама.
– Алло, слушаю вас! – ответил наконец Вадиму незнакомый женский голос.
– Льва Юрьевича можно?
– По какому вопросу?
– Скажите это Вадим Серебрянский звонит.
– По какому вопросу?
Да что же такое! Вадим от злости чуть не швырнул телефоном об пол, но сдержался:
– По личному.
– По личному Лев Юрьевич по телефону не отвечает, оставьте для него сообщение.
– Девушка! – Вадим еле сдерживался, чтобы не наорать на эту дуру, – передайте Льву Юрьевичу, что звонил сын писателя Максима Серебрянского, книги которого успешно его кормят уже двадцать пять лет.
– Хорошо, я записала, – ответила тупая кукла и отключилась.
Вадим не находил себе места. За первый квартал этого года ему пришло всего 450 евро! Он со времен жизни во Франции привык пересчитывать приходящие деньги в евро, хотя вроде бы это уже было неактуально ему, надо бы в рублях, но вот осталась такая привычка. Когда отец вздумал умирать, Вадиму пришлось приехать. Отец лежал тут, на этой самой даче, в этой самой комнате, на диване, укрытый пледом, бледный, высохший, не похожий сам на себя. В дальних комнатах дома мелькали какие-то люди, руководимые мачехой, но она еще не чувствовала свою власть в полной мере, потому что был жив отец. Вот чего-чего, а величественности ему всегда было не занимать. Даже такой больной и беспомощный он мог одним взмахом высохшей руки изгнать из этого дома всех посторонних. В тот вечер так и сделал. Он с трудом приподнявший на локте, сказал еле слышным голосом: