Сан Саныч поставил чашечку перед мэром и принялся переставлять предметы на столике – поменял местами сахарницу и вазочку с конфетами. Подумал – и переставил обратно.
– Спасибо, Александр Александрович! – с легким раздражением проговорил мэр, и помощник, совершив некое лакейское движение спиной – то ли это был поклон, то ли гимнастическое упражнение, – убрался из кабинета. Виталий Михайлович подождал, пока за ним закроется дверь, и только потом продолжил, прямо с того места, где его прервали:
– …а они цирк какой-то устраивают, а не расследование! – Мэр тяжело вздохнул и заговорил почти жалобно: – А теперь его супруга едет сюда, в Тарасов. Кстати, вы в курсе, что Качалины отсюда родом?
Я молча кивнула. Кто же этого не знает! До того, как Ольга Христофоровна переместилась в столицу, ее лицо было у нас в городе самым растиражированным медийным объектом – после «Кока-колы», разумеется. Качалина в телевизоре, Качалина на плакатах… Вот она открывает спортивный комплекс, а вот осматривает новенький, с иголочки, роддом.
– И эта женщина тащит сюда все свои проблемы! – Мэр, не сдержавшись, ударил кулаком по подоконнику – несильно, в самый раз, чтобы обозначить, насколько он взволнован. Ну, артист!
Я молча ждала окончания спектакля.
– А проблем у нее, между нами говоря, целая куча, – мрачно произнес Толмачев. – Ведь Качалин обе войны прошел, и не все им были довольны. Виктор, конечно, героем был, но, правду сказать, человек он резкий, прямой – одно слово, солдат…
Я тихо, но явственно вздохнула. Самый неделикатный собеседник должен был понять, что это означает. Какое мне дело до покойного генерала с его проблемами?!
Мэр все понял правильно и заторопился:
– Так что придется вам, уважаемая Евгения Максимовна, поработать, так сказать, в тандеме…
Так! Опять Толмачев произнес эту фразу, с которой началось наше сегодняшнее противостояние.
– Послушайте, Виталий Михайлович! – как можно более мирным тоном проговорила я. – Ведь уже второй час ночи. Неужели вам не хочется спать? Завтра будет такой тяжелый день!
Я намеренно говорила монотонно, убаюкивая собеседника. Простой прием, а как помогает! Я всегда использую его, если разговор мне неприятен и я желаю поскорее его завершить. Вот и теперь: мэр глубоко вздохнул, плечи его слегка поникли, напряжение истекшего дня постепенно отпускало его, и в конце фразы мэр уже деликатно зевнул – правда, с закрытым ртом, как воспитанный человек. А я торопилась закрепить успех: