В комнату кто-то заходит. С легким стуком что-то ставят на пол рядом. Наверное, носилки.
– Плед под ней можно забрать? – деловито спрашивает женский голос, чье сожаление о произошедшем уже испарилось за рутинными рабочими делами.
– Да, да, конечно, – Диму почти не слышно.
За его ответом следует тихая команда санитаров: «Ну, раз-два»…
– Подождите! Дайте мне, – после резкого выкрика Дима запинается, – пять минут с ней…
Бормотание чужих голосов, шорох подошв. Щелкает дверная ручка. Слушаю. Димино дыхание. Тихие медленные шаги. Ближе, ближе, совсем близко. Наверное, он взял меня за руку и присел рядом. Как же я хочу почувствовать его прикосновение сейчас… Дыхание становится чаще и отрывистее. Представляю, как по Диминому лицу текут слезы. Если у меня осталась только душа, то сейчас мою душу до краев наполняет сожаление об утрате будущего, моего живого будущего.
– Прости меня, – задыхаясь, тихо произносит Дима…
Он действительно сидит перед Улей и держит её за руку. По осунувшемуся за несколько часов лицу текут слезы, которых он не замечает.
– Я люблю тебя… – Дима стонет и резко встает. Разворачивается и выходит из комнаты.
…Удаляющиеся шаги и звук распахиваемой двери.
Через несколько минут меня уносят из собственного взрослого дома.
Это неправильно.
Этого не может быть.
Я не могу отделаться от надежды на то, что всё происходит не по-настоящему и должно как-то вдруг закончиться.
Приглушенный шум улицы и двигателя машины, отвлеченные разговоры работников скорой, смех водителя, явно флиртующего с врачихой. Врачиха хихикает и даже кашляет кокетливо. А я – умерла?
Не думать, не думать… Хотя правильнее сейчас будет не слушать. Если же перестать думать, то что останется от меня, кроме тела?
Говорят, когда мы умираем, душа отправляется в последнее путешествие. Посещает памятные места и близких людей, чтобы сказать мысленное прощай…
Что же я торчу здесь, если не оживаю?! Внутри меня восстает воинственная Уля былых добрых дней – готовая биться об стену своим позитивным лбом, убеждая себя, что всё получится. Она мысленно откидывает каштановые волосы за плечи, упирает кулаки в бока.
Но что, если все сказки про путешествие души – последнее жизненное разочарование? Это доносится с вершины надо-горы, где моя голова с отвисшими щеками и синяками под глазами уже заняла свое место. Или я что-то делаю не так. А может, я просто не заслуживаю такого утешения, как последнее путешествие?