– Она на что-то жаловалась? – спрашивает у Димы докторша лет за пятьдесят. Хриплый голос, качание головой. Докторша прокашливается сигаретным дымом и подозрительно смотрит на Диму, сидящего истуканом на диване рядом с Улей. Взъерошенные волосы, стеклянный взгляд.
– Н-нет, – растерянно и тихо отвечает он и оживляется: – Хотя знаете, она была такой подавленной в последнее время, – осекается на этих словах и судорожно вздыхает; прячет лицо в ладони. – Не знаю… – приглушенно стонет голос из-под сомкнутых рук.
– Может, чувствовала, – смягчается докторша скорой. – Знаете, такое бывает. В любом случае нам придется забрать её для выяснения причин смерти.
…В голове звенит оглушительная тишина. Пока мы ждали скорую, время тянулось как застывший мед. Казалось, стрелки часов увязли в липкой массе, и вместо привычного тик-так звучало: тииик – гулкая тишина – крики за окном – шорохи – стук в моей голове, пауза, во время которой можно спеть песню, если бы только хотелось петь – тааак – бесконечное ожидание – лай собак где-то во дворе – тииик…
Я слышала, что Дима рядом, где-то в этой комнате. Иногда его надрывные вдохи и выдохи были совсем близко, иногда – дальше, порой – совсем затихали…
Дима ходил кругами, периодически останавливаясь рядом с Улей. Её тело одновременно притягивало и отталкивало его. Он узнавал свою жену и не узнавал. Ждал врачей, только чтобы не оставаться с Улей одному. Но и оставить её одну в комнате не решался. Еще круг – от края дивана до стены и шкафа, потом к окну и снова к дивану. Еще круг. Иногда на его пути попадались игрушки Матюши с Андрюшей, и Дима пинал их к стене, стараясь не думать о том, что вечером ему нужно забрать детей из садика.
…Мысли мечутся в полном беспорядке. Я в коме. Или парализована. Или у меня клиническая смерть. Как я могу быть мертва, если всё слышу, думаю, чувствую? Хотя нет, тела я как раз не чувствую. Сотая попытка пошевелить пальцами или повернуться – бесполезно, как толкать гору. Вот Дима подходит ближе – представляю, как делаю вдох. Обычно перед работой Дима пахнет смесью горьковатых духов и сигарет, а если обнять его и прижаться носом к вороту рубашки – слегка порошком и шампунем. Сейчас – ничего.
Без паники. Да, ничего не чувствую. Но шок, испуг, непонимание – это ведь тоже чувства? Просто душевные. Значит, у меня осталась одна душа? Или это мое угасающее сознание? Ничего, приедут врачи, они меня вытащат. Потом буду всем рассказывать, какой кошмар мне пришлось пережить. Даже напишу статью и посты в соцсетях…