Если честно, я не уверена, что хоть раз в жизни молилась. Читала по молитвослову набор малопонятных фраз, параллельно думая о ста двадцати важных вещах? Да, было. Устремляла влажные глаза к небу и жаловалась на жизнь, временами вставляя имя Бога, но, по сути, обращаясь к самой себе? Припоминаю. Щурясь от первого весеннего солнышка, напевала «слава тебе, Господи», как напевал бы другой «тра-ля-ля»? Случалось. Только вот было ли это молитвой?..
Если честно, центр моей жизни – я. Не устаю ежедневно доказывать это делами, ставя свои комфорт и спокойствие выше всего. Или не ставя, но потом многозначительно припоминая при каждом удобном случае: «А помнишь, какую жертву я принесла…»
И, если честно, вопреки всему этому я верю, что Он меня любит. А когда меня спрашивают: «Как думаешь, куда ты попадёшь после?..» – то я, не дослушав вопрос, уверенно отвечаю: «В рай». Понимаю, что смущаю вопрошающего своей наглой нескромностью, но я отвечаю так вовсе не потому, что освоила навык безгрешной жизни. Просто я очень хочу ответить взаимностью на Его любовь. Так хочу, что готова залезть в Его Царство через забор и постоять с краешку, если мне не хватит стула. А если меня спросят, что я тут забыла, то я отвечу: «Вы простите, что я так нагло. Я ведь и Библию-то, признаться, так и не поняла. Вот вроде зацепит до слёз, а потом уже и не вспомню, почему. И молиться я так и не научилась, всё над словами длинными и сложными думала, да ещё сомневалась: смотреть на икону или не смотреть? Но я так хотела быть с Ним…» Смогли бы вы после этих слов меня прогнать? То-то же. А там, между прочим, святые будут!
Давайте говорить честно, как бы порой глупо это ни звучало. Потому что говорить нечестно – ещё глупее.
Уже несколько дней внутри меня до слёз звенят хрустальные слова Филипа Янси: «Я убеждён, что главное требование к молитве – искренность. Я должен приходить к Богу таким, какой я есть». И ведь это не только про молитву, но и про всю жизнь…
А в концерте Бортнянского, который я сейчас дирижирую, есть строчка из псалма: «И не сотвори зла искреннему своему». Пытаюсь жестом передать всю нежность, которую во мне вызывает хрупкое и доверчивое обращение: «Искренний мой». Как же можно сотворить ему – обнажившему свою душу – какое-либо зло? Если он искренен со мной, я не могу этим пользоваться. Это худшее из предательств…