Чем ужасна ситуация? Тем, что главный герой – психически здоровый человек, а общество вокруг него болеет на голову. Но болеть начинает здоровый, а больные измеряют, насколько он стал «нормальным».
Я никогда не могу сказать, как именно я поступлю с ним как психотерапевт. Но я чувствую, что очень хочу ему сказать, что тоже сбежал из волшебного леса, в котором живут единороги, колдуны раскуривают трубки у костра, люди сотрудничают, а не конкурируют, можно работать там, где хочется, а не там, где надо, говорить, что думаешь и, о чудо, не разговаривать с теми, с кем не хочешь.
В комментариях к посту восьмилетней давности, некоторые коллеги посоветовали мне обратиться к психотерапевту и изумились, как я вообще могу практиковать. К психотерапевту я хожу регулярно, а практикую так, как меня научили эльфы из [Лотлориена], точнее, из Висбадена по заветам Пезешкиана)
***
Я нечасто бываю доволен своими выступлениями. Перфекционизм зудит и зудит. Но вчера на лекции об «Исповеди» Августина, я вдруг сказал себе: «Это было хорошо».
Почему так? Я думал всё утро, и ответ, наконец, пришёл. Это очень прочувствованная мной книга. Проглоченная на втором курсе медицинской академии, потом перечитанная через полгода. Иногда я возвращался к её отдельным фрагментам позже, исследовал идеи Августина о бессознательном в ординатуре, перечитал бумажный вариант уже будучи практикующим психотерапевтом…
Я прочитал много книг, но сейчас понимаю важность медленного чтения. Быстрое чтение оставляет яркие впечатления, медленное помогает тексту входить в жизнь, пропитывать её. Быстрое помогает знать больше, а медленное – чувствовать глубже.
Правильнее сказать, что жить медленно – моя важная сегодняшняя потребность. Замедления так не хватает, но я точно понимаю, что мне нужно. Боюсь упустить самое важное на бегу. Касание важного даёт ощущение мира и счастья, когда усилия прекращаются и становятся течением силы, пронизывающей каждый день.
***
Я не верю в то, что можно разлюбить. Никакой мистики – семьи губит невнимательность. Живут двое год за годом. Кому-то сойдёт, нормально, а второй – страдает, но молчит, потому что часто не знает как сказать или думает, что и так всё ясно. Народ у нас терпеливый, может и пять, и семь лет жить в состоянии разлада, но виду не подавать. Потом – взрыв. Это не обязательно скандал, просто вдруг что-то улетучивается, а злость, разочарование и обида смывают доброе, бытовавшее в этих отношениях. Становится не только тошно, но и холодно. Были бы внимательными друг другу, а не думали: «Живём как все, у других тоже не сахар…», всё можно было бы поправить. Имели бы смелость разговаривать, не встретились бы с леденящим холодом отчуждения. Другое дело, что никого специально не учат присутствовать в семье и душой, и сознанием, вот и учимся на горьком опыте.