В темноте мы, матерясь и чертыхаясь, побрели каждый своей дорогой. А дороги у нас все наизнанку. Нутром наружу. То бишь – выбоины и колдобины.
Утром спозаранку я уже на вокзале. Вокзал в конце села. Пока спешил, все кочки пересчитал. Надо ещё успеть взять билет до Тамбова, а там с пересадкой на град Воронеж, где я и обосновался с недавних пор.
Вон и генерал мой, хромая, издалека приветствует меня взмахом руки. Другую руку оттягивает пластиковая большая сумка.
– Ты чего хромаешь-то? Вчера вроде, как лось на танцах резвился! – пошутил я над ним.
– Тебе вот всё шутки, а я вчера чуть ноги не поломал. В темноте палисадник у кого-то повалил. Коленка мозжит…
– А сумка тебе зачем?
– Это не мне, это тебе сумка. Гостинчик с Бондарей. Картошка молодая. Я сегодня чуть свет у бабки Шуры, пока она спала, ведро нахерачил. Тебе вот!
Я хотел, было отказаться, да подумал, что не хорошо генерала обижать. Он старался. Заботился.
– Спасибо! – говорю. – А что, бабка Шура ещё не сгорела, я её ведь поджечь обещался?
– Дурак ты! Она бабка золотая. Я у ней каждое лето квартирую. Мои-то, он так и не назвал своих мамок, упокоились, я дом и продал. Девяностые голы. Нужда крайняя.
– Какая у тебя нужда? Генерал! На финансах сидишь. Небось, деньгами всю квартиру обклеил.
– Да в отставке я теперь. Пилить бюджет при уральском борове отказался, вот меня и попёрли из армии. Хорошо хоть квартиру под Москвой дали. У меня шесть человек детей и четверо внуков, а всех корми – генерал! Разве на пенсию проживёшь? Домик в Бондарях продал – купил машинёнку. «Газель» называется. Бегает пока! Разные продукты по ларькам развожу. Чего смеёшься? Думаешь, генералу деньги не нужны? Я вот в полевой форме выступать пришёл. Парадную моль проела. Только ордена да медали одни нетронутыми остались. Новую купить не могу. Бери картошку! Чего ты? Всю руку оттянула!
Рядом просигналил автобус. Надо было прощаться… Обнялись… Скороспешно чмокнули, ткнувшись друг друга в щетину…
– Бабки Шуре привет! – крикнул я, обернувшись в дверях. – Не говори ей, что я дом поджечь собирался!
– Ладно, не скажу! – устало махнул рукой генерал и захромал по улице.
Я невидимку заметил – то ангела волос!
Я потаимку услышал – то ангела голос!Юрий Кузнецов
Холодная, пуржистая зима тысяча девятьсот пятьдесят первого года. Ранний заледенелый вечер. Мне десять лет. Вытертое пальтишко на вате, доставшееся мне по наследству от брата и жиденькая бедная кровь почти не греют. Маленькая станция посреди России не освещена, сюда еще не провели электричество. Стеклянные пузыри керосиновых ламп пустыми сосульками вморожены в стены. Экономиться керосин. Внутри станции холодно, скучно и тоскливо. Кажется сейчас во всем мире такая же неуютность и бедность