– Ты что, Шелехова! – закричала Наташка. – Не трогай! У него лишай может быть!
Лариса хотела сказать, что у самой Зайцевой лишай, но не успела, потому что вышедшие из школы мальчишки с любопытством остановились около их маленькой группы. Впрочем, любопытство их оказалось недолгим, а Денис Ракитин, поправив на плече ранец, протянул руку и тоже погладил пытающегося вылезти из Ларисиной куртки котенка.
– Домой возьмешь? – поинтересовался он.
– Нет, – покачала головой она, – мне его взять не разрешат.
Ракитин потоптался, повертел головой, опять поправил ранец и решительно велел:
– Пойдем к метро.
– Зачем? – не поняла Лариса.
– Попробуем его отдать кому-нибудь.
– Делать вам нечего! – фыркнула Зайцева.
– Пойдем, пойдем, – поторопил Денис, потянув Ларису за рукав. Поднял с асфальта ее ранец, который она пристроила на более-менее сухое место, и снова потянул ее за куртку.
Ракитин был почти на голову ниже Ларисы. Тогда почти все мальчишки были ниже ее, и идти рядом с маленьким Денисом она стеснялась. Но только первые пять минут, а может быть, и еще меньше. Потому что потом Лариса перестала стесняться и только боялась, что ему надоест возиться с ней и с котенком, и он уйдет, и она опять станет самой несчастной на свете.
Котенка они пристроили часа через полтора. Отдали какой-то тетке, долго и ласково на них смотревшей. На них многие смотрели ласково, качали головами, гладили тихо попискивающего котишку, и Ларисе казалось, что это никогда не кончится, но страшно ей не было. Она уже понимала, что Денис что-нибудь придумает.
Женщина взяла котенка, улыбнулась им на прощание и скрылась в метро, а Ракитин выдохнул с облегчением.
Им отчего-то стало очень смешно, и они долго хохотали, уставившись друг на друга. Потом Денис кивнул ей и почти сразу растворился в плотном людском потоке, выходившем из метро.
Потом он долго не обращал на нее никакого внимания, до девятого класса. Но тогда он стал уже на голову выше.
– Лариса Максимовна, еще правки будут? – переминаясь с ноги на ногу, спросила секретарша Кира.
Доклад, в котором Лариса сейчас не понимала ни слова, готовили для нее вторую неделю. С ним ей предстояло выступить в городской думе, и Лариса вторую неделю придиралась к каждому слову. Придиралась не из самодурства, от этого доклада многое зависело в ее дальнейшей карьере, а к таким вещам она относилась исключительно серьезно.