Много вечеров провели они вместе в саду. В доме, где их могли увидеть, они вновь становились хозяином и служанкой. Но среди буйного цветения этой сказочной весны превращались в юных влюбленных, поверяющих друг другу свои радости, горести, надежды и мечты.
На семнадцатилетие он преподнес ей подарок – серебристый сверток, перевязанный голубой лентой. Часики-брошь: золотые крылья и хрупкий циферблат, висящий на почти невидимой цепочке. Часы, – сказал он, – это время, что мы провели с тобой вдвоем; крылья – радость, которую ты мне даришь.
А затем, опустившись на одно колено, он попросил ее руки.
Нет, это невозможно! Сквозь слезы она старалась его убедить, что об этом и думать не стоит. Куда ей до него! Он ведь такой… такой… он может жениться на ком пожелает.
Люсьен громко рассмеялся; прекрасное лицо его озарилось радостью. «Что значит «куда тебе до меня?» – спросил он. – Что ни вечер, мы с тобой гуляем, держась за руки! А раз я могу жениться на ком пожелаю – я желаю жениться на тебе!»
– И вот теперь у него есть я, а у меня есть он, и у нас обоих есть ты, золотко, – прошептала Абигайль, перекладывая дремлющую малышку от груди к плечу. – Правда, его родные меня терпеть не могут, но что с того? Главное, что он со мной счастлив.
Она уткнулась лицом в теплое младенческое тельце.
– Я учусь говорить, как они, и одеваться, как они. Думать, как они, я никогда не смогу, но ради Люсьена буду вести себя, как они, по крайней мере на людях.
Так она качала и убаюкивала малышку, когда на лестнице послышались тяжелые неровные шаги.
Абигайль поспешно встала, прижав дочь к себе, словно готовясь ее защищать.
Еще не видя Жюльена, она поняла, что он опять напился. Догадаться было нетрудно: брат мужа всегда либо пьян, либо рыщет по дому в поисках выпивки.
Он переступил порог. Абигайль, не оборачиваясь, уложила Мари-Роз в колыбель: малышка беспокойно захныкала, и молодая женщина погладила ее по спине, успокаивая.
– А нянька где? – поинтересовался Жюльен.
– Я же просила тебя не заходить в детскую пьяным, – склонившись над колыбелью, проговорила Абигайль.
– Фу-ты ну-ты, кто это тут у нас распоряжается!
Пусть у Жюльена заплетался язык, да и на ногах он стоял нетвердо, но соображал ясно. Впрочем, выпивка только прочищала ему мозги. Во всяком случае, когда дело касалось этой аппетитной штучки с болот – жены его братца!