Выскочки - страница 23

Шрифт
Интервал


– И какую гильдию ты представляешь? – уточнил Вир, глядя на мужчину уже не как на любопытного чудака, а как на психа, сбежавшего из известного заведения лекарей.

– У меня нет гильдии, – пожал плечами тот. – Но у меня есть деньги.

Смешно. Белый Жнец наклонил голову и поднял руки, показывая тем самым, что на этом разговор окончен.

Потеряв интерес к незнакомцу, Вир отвернулся от него и подошел к куче хлама в углу, чтобы поискать среди металлолома нужную для ремонта деталь.

– Ну, конечно, – Альдер оперся о стол ладонями. – Копаться в железяках всяко проще, чем попробовать начать сначала. А главное, не так страшно, верно я говорю, Белый Жнец?

Вир хмыкнул, не отрываясь от работы.

– Скорее, не так безумно.

– Безумно? – усмехнулся незнакомец. – А что тебе терять?

Парень промолчал, продолжив копаться в железе.

Альдер приблизился к бывшему охотнику и, встав у него за спиной, громко и четко, чтобы слышали все в цеху, сказал:

– Деньги? Славу? Статус? Уважение гильдии?

Каждое слово было ядовито, как «Слюна гадюки».

– Или, может, свою харум?

Больше Вир терпеть не мог. Резкий удар снизу-вверх заставил противника отступить на несколько шагов и на пару секунд выбил его из реальности. Прыжок через кучу лома. Подсечка, и незнакомец уже на бетонном полу. Одна его рука зажимает, возможно, сломанный нос, другая выставлена вперед, защищаясь от нового удара.

Вир остановился. Он даже почти пожалел о своем импульсивном поступке, но раскаянье рассеялось, как Мантия тумана от сильного ветра стоило Альдеру снова заговорить.

– Отлично, злость – второй шаг на пути к принятию, – мужчина улыбнулся, но тут же скривился от боли. – Надеюсь, к завтрашнему утру ты ускоренно преодолеешь остальные стадии. Здесь адрес. Буду ждать тебя до полудня.

Говоря эти слова, он с трудом поднялся, положил на стол карточку и, не дожидаясь ответа, пошатываясь, побрел к выходу.

– Кротов псих! – зло сплюнул Жнец, возвращаясь к работе. Но дело шло из рук вон плохо. Мысли были заняты другим. Безучастное оцепенение прошло, уступив место разрывающему на части бессилию и гневу. Гневу на себя, на обстоятельства, а больше всего, почему-то, на белобрысого урода, который так бесцеремонно разбередил едва начавшую заживать рану. Он словно деревенский костоправ, без всяких сомнений выдернул неправильно срастающийся перелом, желая поставить кость так, как сам считает нужным и срастить ее заново.